Аркадий Минчковский - Старик прячется в тень

— Ты чего это с утра?

— Нам же идти. А вдруг они раньше… Еще пропустим, тогда как узнаем?

— Что же, так до половины третьего и будем там торчать?

Митря задумался. Конечно, он поторопился. Но уж очень не хотелось сидеть ни дома, ни в баньке с голубями. Да и разве можно на голубятне в этаком виде? А не надень с утра штанов — мать закроет шкаф на ключ. В старых, что ли, идти?

— Делать все равно нечего, — сказал он.

— Ну и дрыхал бы…

— И спать надоело.

— Может, купаться сходим пока? — Адриан еще раз зевнул.

— Не, купаться не пойду. Еще брюки свистнут.

— Ладно. Сейчас оденусь.

Агафоновна предложила Митре поесть вместе с Адрианом, но тот от завтрака отказался. Митря никогда не ел в чужих домах, сколько бы его ни уговаривали. Хотя не часто у Митри бывало на столе то, чем кормили его приятелей.

Как ни тянули время, а в садик на площади явились в половине второго. Сели на скамейку и стали ждать. День выдался теплый, солнечный, и двери Художественного музея на этот раз были распахнуты на улицу.

Вдруг Адриан толкнул локтем приятеля и прошипел:

— Смотри, Марселин дедушка!

В двух скамейках от них, на повороте аллеи, сидел дедушка Марсельезы и, нацепив на нос пенсне со шнурком, читал газету «Крутовская правда». Мальчиков он, видно, не заметил.

— А чего он тут?

— Кто его знает? Гуляет. Что одному-то дома сидеть?

Ждать пришлось долго. Часов не было, и то Митря, то Адриан бегали на улицу, интересовались временем у каждого, кто проходил мимо. Потом они забеспокоились. А что если все изменилось и сюда никто не придет?

Но тут как раз появился Ян Савельевич. Он появился со стороны площади и стал прохаживаться возле музея. Мальчишки не спускали с него глаз. Через некоторое время послышалось знакомое чихание и рев исполкомовского автомобиля. Он вынырнул из-за угла и, оставляя за собой пыльный хвост, подъехал к музейному крыльцу. Сожич снял шляпу и заулыбался прибывшим.

Из машины выскочил Валентин, а за ним исполкомовский начальник в кожанке. Все трое поднялись по лестнице и исчезли в дверях музея. Усатый шофер остался их ждать.

Марсельезин дедушка тоже обратил внимание на приехавших. Он оставил газету и, сняв пенсне, внимательно смотрел в сторону автомобиля.

Теперь Адриану и Митре ничего не оставалось, как ждать.

Трудно сказать, сколько прошло времени. Но вот на улицу вышел со шляпой в руке Ян Савельевич Сожич. Он был пунцового цвета. Вытащил из кармана платок и принялся вытирать им шею и голову.

— Готово, попался! — воскликнул Адриан.

— Ага, сразу видно!

Сожич надел шляпу и, спрятав платок в карман, быстро пошел по улице. Он как бы убегал подальше от музея. При этом Ян Савельевич разводил руками, будто разговаривал сам с собой.

И тут из дверей вышли остальные. Начальник с портфелем о чем-то разговаривал со студентом, пока шофер крутил заводную ручку. Наконец мотор завелся. Товарищ Залесский кивнул студенту и заспешил к машине. Снова поднялась пыль, и исполкомовский автомобиль, прогремев мимо решетки сада, исчез.

Оставшись на площадке, Валентин посмотрел в сад. Потом спустился по ступенькам и стал пересекать улицу.

Мальчики бросились ему навстречу.

— Мы давно тут ждем! — выпалили они вместе.

— Знаю. Видел.

— Ну что, так и есть? Он прятал? Мы видели, как он побежал.

— Тот самый шедевр оказался?

— Сейчас все узнаете, — Валентин внимательно оглядел мальчишек, таких чистых и подтянутых сегодня.

— Пошли за мной.

Поднялись по ступенькам и вошли в белый маленький вестибюль.

— Ноги вытирайте! — строго приказала старушка в круглых очках, которая вязала чулок у входа в зал, будто у себя дома.

— Они со мной, — сказал Валентин.

— Хоть и с тобой, а пускай вытирают как следует…

Пошаркали ногами о половичок и вслед за студентом пошли по музейным залам. Митря смотрел кругом во все глаза. Его поразило количество картин на стенах. Он тут был впервые. Следуя на цыпочках, миновали несколько залов и отворили двери с надписью: «Дирекция». Прошли еще одну комнату со множеством картин и коридорчик и оказались в заднем помещении.

Их встретил невысокий старичок с бородкой. Серыми и быстрыми глазами он оглядел мальчишек.

— Это и есть крутовские следопыты?

— Да, Николай Афанасьевич, Адриан и Митря.

— Ну что же, юные советские граждане, — сказал старичок, — идемте, посмотрим, что вы там отыскали.

Он подвел мальчиков к мольберту, на котором была укреплена картина, завешенная материей. Николай Афанасьевич снял материю.

Адриан и Митря замерли.

Со старого, покрытого сеткой трещин полотна на них смотрел старик в кожаной безрукавке. В правой руке он держал подсвечник с зажженной свечой, левой прикрывал пламя от ветра. Свет падал на его лицо и отбрасывал тень на стену. Будто прислушиваясь к чему-то, старик с хитринкой смотрел на мальчиков. Тускло сияла медь на подсвечнике. На бледных старческих губах чуть заметно жила улыбка. Как будто старик кого-то ждал и поднялся, прислушиваясь к стуку и радуясь, что к нему пришли.

— Как живой… — тихо проговорил Митря.

— Ну и здорово! — сказал Адриан.

Николай Афанасьевич внимательно смотрел на мальчиков. Он был доволен, что картина им нравилась.

— Великий мастер был. Непревзойденный певец света, уважаемые, — отчего-то вздохнув, произнес он.

— Это Рембрандт, да? — тихо спросил Адриан.

— Увы, не совсем, молодые люди… Должен вас огорчить. К сожалению, — копия… Отличная и, наверное, близкая к оригиналу, но… — Николай Афанасьевич развел руками. — Только копия…

— Как же так? — Адриан растерянно переводил взгляд с Валентина на хранителя галереи.

— Да, копия, — повторил тот.

Митря молчал. Он не очень-то понимал, что происходит. Что еще за копия отыскалась? Новое дело!

— Видите ли, молодые люди, — продолжал Николай Афанасьевич, — это, конечно, очень старая копия и отличная, так что тут и не мудрено было ошибиться. И не только нашему торговцу галантереей.

— А откуда же вы узнали?

— Николай Афанасьевич по холсту, по краскам определил, — сказал Валентин. — Эта картина написана значительно позже, чем жил Рембрандт.

— И написана, скорее всего, крепостным человеком князя, — добавил хранитель музея.

— Вот это да! Значит, и нэпмана надули? — удивленно воскликнул Митря.

— Как сказать, — Николай Афанасьевич что-то еще высматривал, приблизив глаза к портрету. — Копия эта тоже дорого стоит. Большого дарования был живописец. Да мало ли было непризнанных гениев в крепостной России!

— Значит, копию назад Сожичу отдадите? — заволновался Адриан.