Аркадий Минчковский - Старик прячется в тень

Прекратив свистеть, Митря, как бы невзначай, бросил:

— Валечке не говори, что мы его велосипед доломали… Я, может, еще починю.

— Да разве ему жалко велосипеда?.. Знаешь ведь Валентина.

— Я не про то… Я все равно починю… — сказал Митря и больше от него, кажется, не услышали и слова.

Омский поезд опаздывал. Уже стала беспокоиться Ромкина мама. Час поздний, когда они попадут домой? Уже зевал сам Ромчик. Митря, казалось, был ко всему безразличен. Но когда, наконец, подкатил надсадно пыхтящий паровоз, из-под огромных колес которого в ночь снопами летели искры, когда ударил вокзальный колокол и, захватив свою поклажу, отъезжающие и провожающие кинулись разыскивать свои вагоны, когда уже в сутолоке у тамбуров послышались крики: «Садитесь, садитесь!.. Пишите!.. Не забывайте!..» — в этот самый момент Митря успел схватить Адриана за руку и, сунув ему что-то, торопливо проговорил:

— Это я тебе… Клади в карман. После поглядишь… — и затерялся в толпе провожающих.

Снова послышались удары колокола, низкий басок паровоза, перезвон буферов. Поезд тронулся. Медленно поплыл вокзал с ярко освещенными окнами ресторана, с надписью под крышей «Крутов-I». Побежал назад перрон с кучкой знакомых и с двумя конниками — Митрей и Ромчиком, стоявшими отдельно друг от друга.

Уже устроившись на верхней полке, долго не в силах уснуть, Адриан вспомнил о том, что Митря ему что-то отдал в последний момент. Адриан полез в карман брюк и вытащил завернутый в газету спичечный коробок. Он раскрыл его и в полутьме нащупал что-то гладкое. Пленка!..

Как раз в этот момент поезд остановился на первой станции после Крутова. Их вагон оказался против фонаря. Адриан торопливо стал разглядывать на свет то, что ему отдал Митря. Это были самые любимые, самые драгоценные кадрики из Митриного богатства: Вильям Харт на коне… Негр из «Дьяволят» с кинжалом в зубах… Малиновый кадрик — пожар в Техасе, Чарли Чаплин с малышом Джекки Куганом… — те самые кадрики, которые у Митри никто не мог выпросить, которые невозможно было у него выменять не только на оловянных солдатиков, но даже на голубей.

Адриан запрятал кадрики назад в коробок и сжал его в руке. Вагон дернуло. Где-то впереди затарахтел паровоз. В купе снова сделалось темно. Поезд уходил все дальше от Крутова.

С тех пор как уехал Адриан, прошло три года, и вот на улицу Профсоюзов пришло письмо Митрохину Андрею.

Митря забрался к себе на голубятню — она еще держалась, вскрыл синий конверт и прочитал:

«Здравствуй, Митря!

Как я был рад, получив от тебя письмо! Я ждал его давно, но понял, что тебя не было в Крутове, а то бы ты сразу ответил. Значит, летом ты был в пионерлагере. Ну, как там у вас в Боровом? У нас под Ленинградом столько пионерских лагерей!.. Слезешь с поезда, кругом: «Старый барабанщик…» «Старый барабанщик!..» и фанфары… Но не в этом дело. Здо́рово, Митря, что ты поступил в аэроклуб. Наверно, все-таки будешь летчиком, раз уже летал с пилотом. Про то, что Леня с родителями уехал в Москву, знаю. Получил от него оттуда письмо. Почему мне не пишет Ромка? Ты говоришь — ходит куда-то с отцовской скрипкой, занимается музыкой. Пускай, раз нравится. А я в музыке не понимаю. Тут мы со школой ходили на утренник в филармонию. Играли симфонию немецкого композитора Вагнера. Просто не знал, когда это кончится. Про то, что Марсельезин дедушка умер, знаю. И что его хоронило много народа, тоже знаю.

Митря, ты пишешь, что если бы я приехал, не узнал бы дороги за мостом, где были овсяные поля, а теперь там строят завод — все перекопано и даже поезд туда провели. Я про это знал еще в Крутове. Мне рассказывал мой папа. Он говорил, что там поднимется завод-гигант.

Где товарищ Залесский? Видишь ли ты его?.. Хороший он дядька, правда? А магазин Сожича, значит, закрылся? У нас в Ленинграде тоже позакрывались все частные лавочки. А где Ромкин дядя? Говоришь, куда-то исчез? Наверное, опять где-нибудь приспособился? Да ну его, я знаю, что Ромчик про него и говорить не хочет.

Ты спрашиваешь, видел ли я Валентина К.? Видел несколько раз. В Академии он, уже на пятом курсе, и скоро начнет писать диплом (большую картину). А я хожу в вечернюю художественную школу на Таврической улице. Так что нам с ним есть о чем поговорить.

А теперь я тебе такое расскажу, что вы с Ромкой не сразу и поверите.

Один раз звонит мне по телефону Валентин и говорит, чтобы я в воскресенье никуда не уходил, а пришел бы в 11 часов в Эрмитаж, где он меня будет ждать.

Ну, в воскресенье, еще и одиннадцати не было, я уже в Эрмитаже. Жду Валентина. Вдруг вижу — он идет и улыбается.

Мы разделись и пошли по залам. Ох, Митря, когда приедешь в Ленинград, пойдем в Эрмитаж, посмотришь, сколько там картин, тысячи. Всех великих художников со всех стран!.. Валентин говорит: «Сейчас придем в один зал…» Ну, дошли до этого самого зала. Валентин говорит: «Закрой глаза!» и повел меня за руку. «А теперь — командует — открывай и удивляйся». Я как открыл, чуть не обалдел… Прямо напротив меня в золотой раме под стеклом… что бы ты думал? Догадался?.. «Старик со свечой!» Только настоящий. Гляжу и не верю. Картина такая же точно, как на копии. Только, пожалуй, немного потемней, а свет на лице старика еще ярче. Глаза у него живые, на тебя смотрят — не оторвешься. И руки жилистые, совсем настоящие. Я от удивления слова сказать не могу, а Валентин смеется. «Вот, — говорит, — где пришел конец всем нашим крутовским поискам. Это и есть рембрандтовский оригинал, который искали». — «Откуда же, — спрашиваю, — он тут взялся?»

Тут он рассказал мне целую историю.

Оказывается, тот управляющий старого князя где-то припрятал картину в Петрограде, но где, узнать не могли. А сам этот тип удрал за границу. Сперва он там жил, о себе не напоминал, а потом, когда все успокоились, решил потихоньку вывезти шедевр и продать за золото. А картину он оставил у одной старушки-генеральши. Генерал давно умер, а она жила на Ковенском переулке. Вот там у нее в комнате и висел этот самый шедевр и никто на него не обращал внимания. Потом, через много лет, этот управляющий откуда ни возьмись появился, и фамилия у него была теперь другая — иностранная — мистер какой-то. Он позвонил старушке по телефону и велел сообщить ему, когда в квартире никого не будет. Он тогда явится за картиной.

А старушка поняла, что тут дело какое-то темное и пошла в милицию и про все рассказала. И когда этот «мистер» к ней пришел, его там ждали сотрудники уголовного розыска, и ему нечего было делать — пришлось во всем сознаться.

Но арестовать этого хитреца было нельзя, потому что он оказался иностранным подданным. И ему только велели поскорей убираться туда, откуда взялся.