Роман Грачев - Томка, дочь детектива

Я заинтересовался странным диалогом. Обернулся.

Ванька нехотя вынимал из штанов Чудесный Медальон.

– Тамара!!!

Она посмотрела на меня виновато, но в то же время с каким-то торжеством.

– Я ему не соврала, пап. Я просто пошутила.

Я едва не сполз в своем кресле на пол.

Виктору Кормухину Медальон не помог, потому что Медальона с ним не было.

– Пап, куда мы едем?

– По делу.

– По какому?

– По важному.

– А, я поняла! Ты хочешь угостить меня чем-нибудь вкусненьким!

– Это само собой разумеется и даже не обсуждается, милая. Но сначала нам нужно сделать одну важную вещь.

– Какую? Для тебя важную или для меня важную?

– Пожалуй, для нас обоих.

– Эээ, пап, ты загнул… ой, кажется, я поняла куда мы едем…

– И что думаешь?

– Я думаю, что это плохая идея. Правда, пап, это очень плохая идея, я не хочу, чтобы мы сюда ехали.

– Поздно пить боржоми, детка, мы уже здесь.

– Какое еще боржоми, поехали обратно!

– Не волнуйся, дочь, я тебя в обиду не дам. Ты мне веришь?

– Ммм…

– Доча, ну-ка посмотри на меня… Вот, умница. Ты мне веришь?

– Да…

– А веселее?

– Да, папуля… блин!

– Умница. Все, давай вынимай свою пушистую попу из кресла и пошли.

– Это у тебя пушистая попа, а у меня – гладкая!

– Много ты понимаешь в попах!

Пока мы поднимались по лестнице на третий этаж дворца спорта «Салют», Томка не проронила ни словечка. С каждым новым пролетом она становилась все мрачнее и мрачнее. Меня это озадачило, потому что дочка даже болезненных прививок боялась значительно меньше, а стоматолога вообще обожала. Каким же педагогом надо быть, чтобы так напугать ребенка?

– Томыч, не трясись, я с тобой.

Она прижалась к моему бедру так, что мы едва не свалились с лестницы.

На площадке третьего этажа курила белокурая молодая леди в обтягивающем трико и белой блузке. Когда Томка во всеуслышание заявила, «как противно пахнет на этом этаже», девица смерила нас презрительным взглядом, отвела сигарету чуть в сторону, пропуская нас к дверям спортивного зала.

– Ррряз-двааа! Ррряз-двааа! – доносилось из зала. – Шевелитесь, доходяги, я не собираюсь тут до утра сидеть!

Мы с Томкой переглянулись. Ее взгляд говорил: «Ну, пап, теперь ты веришь?».

Да, милая, верю. И мы не ошиблись адресом, это тот самый зал и та самая Наталья Игоревна.

Я взял ребенка за руку, подвел к двери. Коньяк, выпитый в «Астре», еще не выветрился, потому я все еще ощущал эйфорию. В таком состоянии мужчина способен на многое.

Зал был большой. Правая стена с окнами от пола до потолка была затянута крупноячеистой сеткой. В дальнем конце зала стоял боксерский ринг. У левой стены, без окон, тянулся ряд зеркал с балетным станком. В центре зала с мячами и лентами занимались несколько девчонок лет восьми-десяти. Наталья Игоревна, невысокая блондинка с жидкими волосами и длинным носом, стояла перед ними, уперев руки в бока, и зычным голосом повторяла свой незамысловатый счет: «Ррряз-двааа, ррряз-двааа! Веселее, каракатицы!».

Если это нормальный гимнастический зал, то мое детективное агентство – филиал ЦРУ.

Мы с Томкой недолго мялись на пороге. Наталья Игоревна заметила нас и изменилась в лице. Не скажу, что смутилась, но ритм сбился. Она подняла руку, скомандовала девочкам:

– Пять минут перерыв!

…и направилась к нам.

Томка прижалась ко мне еще сильнее. Давно не припомню, чтобы она как тисками обхватывала мою талию. Я смотрел, как приближается Наталья Игоревна, и уже представлял ее себе ужасным чудовищем, которое я, отважный рыцарь, сейчас покрошу мечом на мелкие кусочки.

– Томыч, мне уже больно…

Дочка не отреагировала.

– Тома…

Протяжный вздох снизу.

– Здравствуйте, – сказала тренерша. – Очень хорошо, что вы пришли.

Судя по интонациям и выражению лица, она собиралась доминировать и вести разговор в том русле, в каком считала необходимым, но я не дал ей ни малейшей возможности.

– Действительно, очень хорошо, что мы пришли.

Она приоткрыла рот.

– Значит, доходяги, говорите? – наседал я. – Каракатицы? Интересный педагогический ход.

Тренерша молчала. Я сбил ее дыхание. Какой же ты тренер, елки-палки, если не умеешь держать удар. Тем более, не удар даже, а так – легкая разведка боем. Я еще не начинал бить.

– Томыч… – Я взял дочку за руку, подтолкнул внутрь зала. – Присядь на скамейку, подожди пару минут.

– Не хочу.

– Не бойся, тебя больше никто не тронет. Просто посиди. Можешь взять мячик. Она может взять мячик, правда?

Наталья Игоревна кивнула:

– Да, конечно… можно и мячик.

Тамара отошла на безопасное расстояние, стала присматриваться к девчонкам, ожидавшим продолжения тренировки. Томка никогда не будет сидеть спокойно на скамейке, если есть с кем потрепаться.

– Итак, – я вернулся к собеседнице, – вы хотели мне что-то сообщить?

– Да.

– Можете не продолжать, я сам скажу. Вы только что закончили институт физкультуры. Закончили с отличием, я знаю. Учились неплохо. Успехов в большом спорте не достигли, но в этом нет ничего предосудительного, вы не подумайте, что я расставляю людей по ранжиру в зависимости от их успехов… вовсе нет. Друзей и подруг у вас немного. Вы также не замужем…

Она вспыхнула, открыла рот, чтобы дать отповедь, но я продолжил с нажимом:

– Мне нет абсолютно никакого дела до вашей личной жизни – замужем вы или нет, меня беспокоит ровно в той степени, в какой это влияет на ваши взаимоотношения с учащимися и методику преподавания. И вынужден вас огорчить: я совсем не убежден, что ваши проблемы должны отражаться на моей дочке, которая всегда любила заниматься физкультурой. Понимаете, о чем я?

Глазки ее, и без того узкие, стали еще уже.

– Физкультурой можете заниматься в детском саду, а сюда ходят за достижениями.

– За какими?

– Спортивными.

– Хотите сказать, что можете подготовить этих ребятишек к Олимпиаде?

Она приосанилась. Видимо, такая мысль приходила ей в голову.

– А хотя бы!

Я кивнул. Поискал глазами дочь. Томчик уже залезла на боксерский ринг и что-то пыталась проделать с канатами – то ли опоясаться ими, то ли растянуть, как резинки рогатки, и взлететь. Нормальный, веселый, физически развитый и психически здоровый ребенок…

– Что ж, – произнес я, – цель ваша благая, слов нет. Олимпиада – это круто. Но едва ли она стоит тех унижений и оскорблений, которые обрушиваются на шестилетних ребятишек. Мы понимаем друг друга?

– Нет, вы не понимаете. Мой курс требует полной самоотдачи. Сюда нельзя ходить как на кружок вязания, таких заведений полно в школах и дворцах пионеров. Возможно, я бываю резка с ними, но тренер должен быть…

– Я не знаю, каким должен быть тренер. Наверно, он должен быть диктатором, но это справедливо в том случае, если он показывает результат. У вас от диктатора пока лишь зычный голос, уж простите за грубость.