Анатолий Рыбаков - Кортик. Бронзовая птица (текст оригинала)

— Простите, — Миша встал, — как вы назвали его жену?

— Ксения Сигизмундовна.

— Сигизмундовна?

— Да, Ксения Сигизмундовна. Красавица женщина,— затараторила старушка, — красавица, картина!..

— Ее брата вы не знали? — спросил Миша.

— Как же, — с пафосом ответила старушка, — Валерий Никитский! Блестящий офицер. Красавец. Он тоже погиб на войне. — Она вздохнула. — Всех знавала, да ушло это время. Мамашу Владимира Владимировича, эту самую Терентьеву… как, бишь, ее… Марию Гавриловну, скажу по правде {4} 4 Изменено: в оригинале - "по правда" — V_E. , я недолюбливала. Из простых… Впрочем, нынче простые в моде…

— Вы не знаете, где они теперь? — спросил Миша.

— Не знаю, не знаю. — Старушка отрицательно покачала головой.— Вся их семья странная, загадочная. Какие-то тайны, предания, кошмары…

— Возможно, вы знаете их прежний адрес?

— В Петербурге жили, а адрес не помню.

— Адрес можно узнать,— сказала вдруг тетя Соня. Она стояла у самой двери с ведром в руках.— На его письмах к папе есть обратный адрес. Но разве в таком хаосе что-нибудь найдешь!

— Я вас очень прошу, — сказал Миша, переводя умоляющий взгляд с бабушки на тетю Соню и с тети Сони на бабушку. Знаете, родственник, пропал без вести… — Он вскочил со стула: — Только скажите, что надо сделать. Я вас очень прошу.

— Найди ему, Соня, найди, — благосклонно проговорила бабушка, снова принимаясь за карты.

Тетя Соня колебалась, но представившаяся возможность отложить выливание помоев взяла, видимо, верх. Она поставила ведро обратно в лужу и начала указывать Мише, что надо делать. Он передвинул шкаф, комод, влез на рояль, вытащил ящик, за ним корзину. Тетя Соня нагнулась над корзиной и вытащила из груды бумаг пакет, на котором потускневшими от времени буквами было написано: «От В. В. Терентьева».

— Большое спасибо, — сказал Миша, задвигая обратно корзину и надевая шапку,— большое спасибо!

— Пожалуйста, молодой человек, пожалуйста, — сказала бабушка, не отрывая глаз от карт. — Заходите к нам. До свиданья.

Сжимая в кармане пакет с письмами, Миша выскочил на улицу, к дожидавшимся его ребятам.

Все письма были в одинаковых конвертах. Аккуратным почерком на них был выведен адрес: «Его Превосходительству Петру Николаевичу Подволоцкому. Москва, Ружейный переулок, собственный дом. От В.В.Терентьева, С.Петербург, Мойка, дом С. С.Васильевой».

Содержание писем тоже было одинаково: поздравления с днем ангела, с Новым годом и тому подобное. Только одна открытка, датированная 12 декабря 1915 года, была несколько пространнее.

«Уважаемый Петр Николаевич, — писал в ней Терентьев,— пишу с вокзала. До поезда тридцать минут, и я, к сожалению, лишен возможности лично засвидетельствовать Вам свое почтение. Задержался в Пушкине, а к месту назначения должен явиться не позднее 15-го сего месяца. Какова бы ни была моя судьба, остаюсь искренне преданный Вам В. Терентьев».

— Дело в шляпе, — сказал Генка, — нужно ехать в Питер.

— В открытке упоминается еще Пушкино,— заметил Миша.

— Чего тут думать, когда у нас точный адрес есть,— возразил Генка. — Нужно ехать.

— Письма написаны восемь лет назад,— сказал Слава. — Может быть, там никто из Терентьевых не живет.

— Запросим сначала адресный стол,— решил Миша.

Мальчики тут же сочинили письмо, вложили его в конверт, но марки у них не оказалось, и они решили отправить письмо завтра утром.

Мальчики сидели у Славы. Алла Сергеевна, как обычно, была в театре, Константин Алексеевич еще не пришел с работы.

— Да, — мечтательно произнес Генка, поглядывая на лежащий на столе зеленый конверт, — да… Теперь уж клад от нас не уйдет.

— Ты все о кладе мечтаешь,— засмеялся Слава.

— А что? — Генка упрямо тряхнул головой. — Я все точно узнал. В те времена все боялись Бирона и прятали от него сокровища. Это я точно узнал.

— Что ты еще узнал? — насмешливо спросил Миша.

— Еще я узнал, — невозмутимо продолжал Генка,— что тому, кто найдет клад, принадлежит двадцать пять процентов. Так что нужно свою долю сразу забрать, а то будешь за ней целый год ходить, — добавил он деловито.

Мальчики засмеялись, потом Слава посмотрел на друзей и сказал:

— Конечно, я ни в какой клад не верю. Но допустим, там действительно сокровища. Нам достанется какая-то их часть. Что мы будем с ней делать?

— Я уж давно решил! — воскликнул Генка.

— Что?

— Ты первый скажи, тогда и я скажу.

— Если там действительно клад, — сказал Слава, — то я бы отдал его на детский дом или санаторий для ребят.

— Нет уж, пожалуйста, — замотал головой Генка, — свою долю можешь на это дело отдавать, а моей я сам распоряжусь. Детдомов у нас хватает. И вообще, скоро никаких беспризорных не останется. Если по-серьезному говорить, так нужно, чтобы на эти деньги в Москве, в самом центре, построили большой стадион с катком, футбольным полем и теннисной площадкой. Вот. Для ребят вход бесплатный, а всяких контролеров и билетеров за версту не подпускать.

— Все распределили, ничего не забыли? — насмешливо спросил Миша.

— Видишь ли, Миша,— улыбаясь, сказал Слава,— это, конечно, не всерьез, но скажи: если там действительно клад, то на какое дело ты его отдашь?

— Не знаю,— сказал Миша,— я об этом не думал. И ни в какой клад я не верю.

— А я верю,— сказал Генка. — Обязательно стадион построим. А детские дома, санатории… это всё Славкины фантазии. Ты еще придумай какую-нибудь музыкальную школу построить.

— А что в этом такого? — обиделся Слава.— Думаешь, стадионы нужней, чем музыкальные школы?

— Сравнил! Музыкальные школы! Эх, ты… Вообще, Славка, тебе нужно как следует подумать о своем будущем.

— То есть?

— Чего «то есть»? Если ты хочешь, чтобы тебя приняли в комсомол, то надо серьезно подумать о своем будущем.

— Почему?

— Будто и не знаешь! — усмехнулся Генка.— Ведь ты музыкантом собираешься стать?

— Допустим. Что же из этого?

— Как — что? Ведь ты на сборе был? Беседу о задачах комсомола слышал? Что Коля говорил? Он говорил, что задача комсомольцев — строить коммунизм. Так?

— Так. Но при чем тут музыка?