Анатолий Рыбаков - Кортик. Бронзовая птица (текст оригинала)

— Как — при чем? Все будут строить, а ты будешь на рояле тренькать. Этот номер не пройдет.

— Ты много построишь! Тоже строитель нашелся! — обиделся Слава.

— Конечно, — Генка развеселился, — конечно. Кончу семилетку, поступлю в фабзавуч. Буду металлистом, настоящим рабочим. Меня в комсомол и без кандидатского стажа примут. Мы с Мишей это давно решили. Правда, Мишка?

Миша медлил с ответом.

На последнем сборе отряда Коля читал речь Ленина на III съезде комсомола. И одно место в этой речи поразило Мишу: «…поколение, которому сейчас пятнадцать лет… увидит коммунистическое общество и само будет строить это общество. И оно должно знать, что вся задача его жизни есть строительство этого общества».

Миша много думал над этими словами. Они относились прямо к нему, к Генке, к Славе. Задача всей их жизни — строить коммунизм. То же самое говорил ему Полевой: «Будешь для народа жить — на большом корабле поплывешь». Это и значит строить коммунизм — жить для народа, а не для себя. А как же Слава? Разве он для себя будет сочинять музыку? Разве песня не нужна народу? А «Интернационал»?.. Миша посмотрел на Славу и сказал:

— Не беспокойся, Слава: я думаю, тебя примут в комсомол.

Послышался шум открываемой двери. Кто-то раздевался в коридоре, снимал калоши, сморкался.

— Папа пришел, — сказал Слава.

Продолжая сморкаться в большой носовой платок, Константин Алексеевич вошел в комнату. Всегда красные, его щеки были теперь пунцовыми от мороза. Плохо повязанный галстук обнажил большую медную запонку на смятом воротничке. Маленькие, заплывшие глазки смотрели насмешливо и добродушно.

— Ага, пионеры! — приветствовал он мальчиков.— Здравствуйте.— он поздоровался за руку с каждым, в том числе и со Славой: — Мы ведь сегодня с тобой еще не виделись.

Вслед за Константином Алексеевичем вошла домработница Даша и начала накрывать на стол.

Константин Алексеевич вымыл руки, повесил полотенце на спинку стула и сел за стол. Слава перевесил полотенце в спальню и вернулся в столовую.

— О чем беседовали? — Константин Алексеевич заметил лежащий на столе конверт, взял его в руки, начал рассматривать. — «Петроград, адресный стол…» Кого это вы разыскиваете?

— Так, одного человека.— Слава забрал у отца письмо и спрятал в карман.

— Ну-ну, дела секретные! — засмеялся Константин Алексеевич, отщипывая и жуя хлеб. — Так о чем беседовали? О чем разговор?

— Мы, папа, о разных специальностях говорили. Кто кем будет, — ответил Слава.

— Гм! Ну и что же, кто куда?

— Мы так… неопределенно… просто разговаривали…

— Все же… — Константин Алексеевич посыпал суп перцем, хлебнул. — Все же?

— Я музыкантом буду, а они… — Слава показал на ребят, — пусть сами скажут. Вон Генка говорит, что комсомолец не может быть музыкантом.

— Я этого не говорил, — запротестовал Генка.

— Как не говорил? Вон Миша слыхал.

— Значит, вы меня не поняли. Что я сказал? — Генка посмотрел на Константина Алексеевича.— Я сказал, что, кроме музыки, надо иметь еще какую-нибудь специальность, чтобы быть полезным… — Генка слукавил совершенно обдуманно, потому что хорошо знал главный предмет разногласий между Константином Алексеевичем и Славой.

— Ай да Генка, — сказал Константин Алексеевич,— молодец! Вот об этом и мы со Славой часто беседуем. Специальность обязательно надо иметь. В жизни нужно на ногах стоять твердо. А там — пожалуйста, хоть канарейкой пой.

— Все же я буду музыкантом,— сказал Слава.

— Пожалуйста, кто тебе мешает! Бородин тоже был как будто неплохим композитором, а ведь химик… А? Химик… Константин Алексеевич отодвинул тарелку, вытер салфеткой губы.— Необязательно быть именно химиком. Можно и другую специальность избрать, но чтобы ремесло было, настоящее.

— Разве музыка, театр, живопись, вообще искусство — это не ремесло? — возразил Слава.

— Только ремесло это такое… воздушное. — Константин Алексеевич пошевелил в воздухе пальцами.

— Почему же воздушное? — не сдавался Слава. — Разве мало людей искусства прославили Россию: Чайковский, Глинка, Репин, Толстой…

— Ну, брат, — протянул Константин Алексеевич,— то ведь гиганты, титаны, не всякому это дано.— Он помолчал, посмотрел на Мишу. — Ну, а что Миша скажет по этому поводу?

— Я согласен со Славкой, — сказал Миша. — Если он хочет быть музыкантом, то и должен учиться на музыканта Вот вы говорите: он должен получить специальность. Значит, он пойдет в вуз, станет инженером, а потом это дело бросит, будет музыкантом. Зачем же он тогда учился, зачем на него государство тратило деньги? На его месте мог бы учиться кто-нибудь другой. У нас ведь не так много вузов.

— М-да… — Константин Алексеевич задумчиво крошил хлеб.— Да… Не сговориться, видно, мне с вами… Я ведь человек старой закалки.

Он встал, заходил по комнате.

— Я ведь и сам не бирюк, понимаю. В молодости в спектаклях участвовал, чуть было актером не стал… Вот и жена у меня актриса. Я понимаю, молодость — она всегда жизнь за горло берет.— Он шумно вздохнул.— Да здесь дело совсем в другом…

Он придвинул к столу стул, одернул скатерть, опять прошелся и продолжал:

— Ведь и мне когда-то было четырнадцать лет. А кругом жизнь — дремучий лес. И моя мать, помню, все меня жалела: как, мол, ты один пробиваться будешь… «Пробиваться»! Слово-то какое! — Он рассек кулаком воздух.— Пробиваться!!! Биться!!! Вот как… Я молод был, думал: «Ага, вот хорошее место есть, доходное, как бы мне его заполучить», а он, Миша, говорит: «Ты, Слава, зря в вузе места не занимай, на этом месте д р у г о й может учиться…» Другой. А кто этот другой? Иванов? Петров? Сидоров? Кто он? Родственник его, приятель? Да нет! Он его и в глаза не видел, он его не знает и знать не хочет… Ему важно, чтобы государство еще одного инженера получило. Вот он о чем печется.

— Разве это плохо? — улыбнулся Слава.

— Я не говорю, что плохо. — Константин Алексеевич молча прошелся, потом остановился против Генки. — Вот, Генка, разбили они нас… А?

— Почему это «нас»? — возразил Генка. — «Вас», а не «нас».

— Как это так? — искренне удивился Константин Алексеевич.— Ведь ты только что поддерживал мою точку зрения?

— О, — протянул Генка, — это когда было!.. — и отошел в сторону.

— Единственного союзника потерял… — развел руками Константин Алексеевич.— Ну, а ты сам кем собираешься быть?

— Я пойду во флот служить,— объявил Генка.

— У него семь пятниц на неделе, — засмеялся Слава: — полчаса назад он собирался в фабзавуч, а теперь во флот.

— Сначала в фабзавуч, а потом во флот, — хладнокровно ответил Генка.

— Так, так. Ну, а ты, Миша?

— Не знаю. Я еще не решил.