Аркадий Клёнов - Почему? в концертном зале

Это, предположим, была самая высокая нота, которую способен был взять певец. Звучала она у него при этом красиво, свободно, без всякого напряжения. Его голосовые связки, как рожки камертона, тоже при этом колебались со скоростью 420 колебаний в секунду.

А теперь? Ноты остались неизменными. Тот же самый значок стоит в нотах. Но ведь «цена» у него теперь другая. Весь строй повысился, и теперь эта же нота ля означает звук более высокий. Ну, скажем, 435 колебаний в секунду. Что делать бедному певцу? Ему приходится отчаянно напрягать голосовые связки, выходить за предел своего певческого голоса.

Вот и не выдержали голосовые связки у певцов, «петушиной болезнью» отвечали они на повышение строя.

Тогда-то артисты и взбунтовались.

«Нет уж, — сказали они. — Хватит. Давайте раз и навсегда установим, какой оно высоты — это самое ля , а вместе с ним и весь строй звуков. Чтобы за каждым значком скрывался звук строго определенной высоты — не ниже и не выше. И уж будьте любезны раз и навсегда установить строй для музыкальных инструментов, одинаковый во всех странах, чтобы итальянский певец не сорвал себе голос в Англии или наоборот».

И закончился «бунт певцов» тем, что без вины виноватый камертон «обуздали». Специальная комиссия ученых и музыкантов, изучив возможности человеческого голоса, постановила создать единый для всех стран камертон ля.

К тому времени механика большинства инструментов была усовершенствована, и любой инструмент можно было уже настраивать, приводя к единому, общему для всех инструментов строю.

Итак ноте ля

присвоен звук камертона, ножки которого колеблются со скоростью 440 раз в секунду при температуре 20° по Цельсию. Вот какая точность! И, видимо, не зря указана именно комнатная температура. Ведь музыканты играют чаще всего в помещениях.

Камертон ля — главный камертон. Есть и другие камертоны: до, соль. Ими иногда пользуются хормейстеры, когда нужно дать начальный звук хору, который поет без сопровождения.

В наши дни в оркестре камертоном-вилочкой пользуются редко. В оркестре роль камертона исполняет деревянный духовой инструмент гобой. В репетиционной комнате перед выходом на эстраду первый скрипач, концертмейстер, попросит тишины и даст знак гобоисту. И гобой пропоет чистейшее ля первой октавы, по которому и настроят свои инструменты остальные музыканты. Гобою можно верить. У него такая конструкция, что температура практически не влияет на его музыкальный строй, его ля всегда устойчиво.

Ну а если с оркестром будет играть рояль, то, конечно же, все инструменты оркестра настроятся по роялю, а уж рояль перед концертом тщательно по камертону настраивает мастер.

Наш долгий разговор о камертоне не случаен. Музыка — это не только великое искусство, но еще и наука, которая требует точности, определенности, расчета. Но, разумеется, и точность, и расчет нужны не ради чистой математики, а для того чтобы вооружить искусство совершенной техникой, дать в руки музыкантам возможность ярко и многокрасочно выражать с помощью звуков все многообразие жизни.

И вот тут приходит к нам невольно печальная мысль. Сколько времени затрачено на поиски музыкального строя! Если бы все эти «арифметические» открытия были сделаны не триста, а, к примеру, тысячу триста лет назад! Насколько раньше появился бы оркестр! Сколько прекрасных произведений было бы для него написано от времен древности до наших дней!

Но не будем упрекать историю в медлительности. Сотворение оркестра связано с жизнью человечества, с его историей, и музыкантам приходилось решать задачи не только «арифметические» на многотрудном пути к созданию оркестра. Для того чтобы музыкальный инструмент стал выразителем человеческих мыслей и чувств, требовались столетия напряженных поисков и даже борьбы.

Вот и продолжим наше знакомство с музыкальными инструментами, но теперь уже углубимся в их биографию. Поговорим о том,

ПОЧЕМУ РОЯЛЬ — «КОРОЛЕВСКИЙ», А СКРИПКА «ЦАРИЦА МУЗЫКИ»?

ГДЕ РОДИЛАСЬ СКРИПКА?

ПОЧЕМУ СКРИПКА И ВИОЛА ОБЪЯВИЛИ ДРУГ ДРУГУ ВОЙНУ?

ПОЧЕМУ НЕЛЬЗЯ РАЗГАДАТЬ «СЕКРЕТ СТРАДИВАРИ»?

КТО, КОГДА И ДЛЯ ЧЕГО ПРИДУМАЛ ФОРТЕПИАНО?

ПОЧЕМУ «НЕ ПОНЯЛИ» РОЯЛЬ?

Рояль в переводе с французского означает королевский. Нет, разумеется, дело не в том, что короли с каким-то особым пристрастием относились к этому инструменту или играли на нем с большей легкостью и умением, чем на других инструментах. Титулован рояль за свои исключительно музыкальные «способности». От других музыкальных инструментов его отличают особые качества. Рояль — самый многозвучный инструмент: он может рокотать глубочайшими басами и переливаться колокольчиками высоких звуков, рассыпать звуки с феерической скоростью и сотрясаться мощнейшими многозвучными аккордами. Он может соперничать с оркестром, не уступая ему ни в энергии, ни в виртуозном блеске, ни в глубине высказывания. Рояль — единственный инструмент, который может очень долго держать своим соло внимание публики и быть единственным участником большого концерта, не прибегая к поддержке других музыкальных инструментов. Недаром про рояль говорят, что он инструмент-оркестр.

Потому и назван этот инструмент королевским, что ему подвластна любая музыка: глубокая содержательная, бравурная виртуозная, нежная интимная, мощная сокрушающая...

Что же может такому инструменту противопоставить скромная скрипка? Ни мощных аккордов, ни многозвучия, простирающегося от басов до высоких нот, звучащих одинаково ровно, ни оркестрового звучания у нее нет, а все же — «царица музыки», как назвал ее композитор Гектор Берлиоз. И опять же за высокие музыкальные совершенства, а не за родовитость.

Какие же это совершенства?

Прежде всего удивительно живой, трепетный звук, не уступающий в гибкости и выразительности человеческому пению. Только у скрипки пение может быть бесконечным, беспрерывным. Ни духовые инструменты, ни рояль не могут петь, не прерывая дыхания. И лишь скрипка может петь негаснущим звуком. Скрипка не уступит роялю в виртуозности, а в разнообразном «произношении» звуков ей попросту нет равных. Скрипка, пожалуй, самый «говорящий», самый выразительный по звучанию инструмент.

Если мы поинтересуемся судьбой скрипки и рояля, то обнаружим в судьбе этих двух самых ярких инструментов нечто общее. Что именно? Это станет ясным, когда мы познакомимся с «биографиями» этих инструментов и сравним их.