Питер Акройд - Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

Имело место и другое преобразование, ставшее заслугой королевы и ее совета, — денежная реформа. Елизавета изъяла из обращения обесценившиеся монеты, а также уменьшила количество дешевого металла, используемого при чеканке; впервые за много лет стоимость монеты стала эквивалентна ее номинальной стоимости. Королева положила конец снижению стоимости, начавшемуся в правление ее отца. Достижение это было столь эпохальным, что нашло отражение в месте ее упокоения. В эпитафии оно приводится третьим в числе наиболее успешных свершений Елизаветы после религиозной реформы и сохранения мира. Набожность, мир и процветание должны быть неделимы.

Королевы Шотландии и Англии оставались незамужними, и это необычное положение оборачивалось для обеих трудностями. Мария Стюарт искала спутника жизни во Франции или Испании; ходили слухи, что она, вероятно, выйдет замуж за дона Карлоса — сына испанского короля Филиппа II — или даже за брата своего покойного мужа — Карла IX Французского. Случись так, сила ее страны удвоилась бы, а угроза соседней державе стала бы еще серьезнее. Проявив неслыханную дерзость, Елизавета предложила представителям Шотландии при ее дворе, чтобы их госпожа рассмотрела в качестве кандидата на ее руку Роберта Дадли — недавнего фаворита самой Елизаветы, чтобы в итоге произошло объединение в один двор с финансированием со стороны английской королевы. Мария некоторое время рассматривала это предложение как очередное средство приблизиться к английскому трону, однако никогда не была готова принять то, что отвергла Елизавета. Она воодушевленно ублажала соперницу расплывчатыми обещаниями, но в действительности искала иностранного принца.

Это заставило Елизавету пересмотреть вопрос собственного замужества. В очередной раз она обратила внимание на кандидатуру эрцгерцога Карла Австрийского и в начале 1564 года написала Габсбургам о том, что «должна была принять это решение во благо ее страны и подданных». Она отнеслась к словам парламента со всей серьезностью. Однако вероисповедание эрцгерцога создавало известные трудности: он был истовым католиком, который не потерпел бы никаких препятствий к отправлению своей религии. Роберту Дадли осенью 1564 года был дарован титул графа Лестера, однако новый статус не смог существенно приблизить его к цели. Он еще оставался серьезным фаворитом королевы, ее истинным рыцарем «без страха и упрека». На церемонии вручения Дадли титула шотландский посол отметил, что «королева не могла удержаться от того, чтобы не коснуться слегка рукой его шеи». Выйди Елизавета замуж, однако, такие знаки расположения стали бы строжайше запрещены.

Дадли, вероятно, принял решение расстроить возможный союз королевы и эрцгерцога. Он вступил в сговор с французами с целью продвижения кандидатуры молодого Карла IX, однако огромная разница в возрасте между 14-летним мальчиком и 31-летней женщиной стала бы предметом глумлений и волнений. Елизавета сказала, что не пройдет и нескольких лет, как он уйдет от нее, оставив ее недовольной старой женщиной. Когда испанский посол спросил ее, намеревается ли она выйти замуж за французского короля, она «полуприкрыла лицо и засмеялась».

После провала французского плана Лестер выступил против заключения брака Елизаветы с эрцгерцогом ввиду вероисповедания этого кандидата, Вероятно, не следует удивляться тому, что в этот период Лестер стал проявлять себя защитником истинной протестантской веры. Он поддерживал «богоугодных» миссионеров, к примеру, в их протестах против папских элементов Книги общих молитв. Его точку зрения относительно брака Елизаветы и Карла Австрийского категорически не поддерживали Сесил, герцог Норфолк и граф Суссекс; последний лично посетил Вену, чтобы ускорить заключение союза.

Таким образом, в сердце королевского двора и совета царили разногласия. Приближенные Суссекса и Лестера носили при себе оружие «будто бы затем, чтобы сделать все от них зависящее»; первые носили желтые ленты, вторые щеголяли с пурпурными [70] Желтый — один из ливрейных цветов династии Габсбургов. Красный/пурпурный — один из цветов французских королей, восходящий к орифламме — запрестольной хоругви аббатства Сен-Дени близ Парижа. . Королева приказала им «не связываться» друг с другом и сложить оружие. Но Лестер продолжал собирать «большие группы бойцов, вооруженных мечами и щитами». Настал момент, когда двое влиятельных вельмож обменялись «резкими словами и вызовами на дуэль», на что королева ответила приказом о том, чтобы они вместе проехали верхом по улицам Лондона в знак примирения. Со временем Суссекса возвысили до лорда-председателя Северного совета, вследствие чего он уехал в Йорк. Этот скандал, однако, напоминает о трениях между представителями знати, которые были столь значительными в предыдущие века. Королевский двор во многом оставался средневековым институтом. Вероятно, присутствие королевы побуждало окружающих ее великих вельмож утверждать свою мужскую власть; они были полководцами, однако к тому же в известном смысле и мнимыми любовниками, сражавшимися за ее благосклонность.

Переговоры между лондонским и венским дворами шли крайне медленно; однако отсрочки и полемика на тему религии были для Елизаветы приемлемы, если они помогали отложить окончательное решение на более поздний срок. Это означало, что она была в мирных отношениях с обеими ветвями империи Габсбургов в лице Филиппа II Испанского и нового императора Максимилиана II. Сам Филипп был уверен в том, что Елизавета — подходящая невеста для его кузена; его посол покупал информацию о менструальном цикле королевы у ее прачек.

В то время предпринимались попытки стандартизировать портрет Елизаветы. В конце 1563 года Уильям Сесил подготовил прокламацию, в которой подверг критике образы королевы, «написанные красками, выполненные в гравюре или напечатанные»; эти нелестные или бесхитростные портреты порождали «жалобы среди ее любящих подданных». Решили, что «искусный [умелый] человек» создаст великое произведение, на которое нужно будет ориентироваться при создании всех остальных портретов. Поскольку портреты постоянно использовались в переговорах о заключении брака, королева, должно быть, хотела, чтобы ее образ был более совершенным. В это десятилетие она лелеяла надежду на существование алхимического эликсира жизни, который бы сохранил ее молодость и красоту. Уильям Сесил в дневнике отмечал, что голландец Корнелиус Ланой «был брошен в Тауэр за то, что ввел ее королевское величество в заблуждение, заявив, что сможет приготовить такой эликсир».

Переговоры Елизаветы с Габсбургами омрачались ухищрениями Марии Стюарт. Шотландская королева обратила внимание на молодого человека Генри Стюарта, лорда Дарнли. Он родился в Лидсе, однако его отец был четвертым графом Ленноксом, виднейшим шотландским дворянином, вынужденно подавшимся в бега из-за соперничающей фракции. Однако наиболее существенно, что Дарнли приходился внуком Маргарите Тюдор, сестре Генриха VIII, а самой Марии Стюарт — кузеном. С шотландской стороны он был прямым потомком Якова II. Любой союз с Дарнли серьезнейшим образом упрочивал претензии Марии Стюарт на английский престол после смерти Елизаветы. Дарнли тоже был католиком, и духовенство пресвитерианской шотландской церкви пуще всего опасалось повторного воцарения католичества. Молодой человек получил разрешение на посещение Шотландии, где он, конечно, засвидетельствовал почтение своей кузине, королеве. Она наблюдала его «несущимся по рингу» во время рыцарской игры для наездников, и весьма скоро они стали неразлучны. Мария безумно влюбилась в него практически с первого взгляда. Она во многих отношениях была экзальтированной и импульсивной особой, полагаясь не на рассудок, а на инстинкты; она была обделена расчетливостью, коей обладала ее соперница.