Питер Акройд - Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

В поместье Стонор-Парк, что в городке Хенли-он-Темз, тайно установили книгопечатный станок, а книгопечатники, чтобы скрыть свой истинный род занятий, переоделись дворянами — не позабыв о шпагах и гофрированных воротниках. Именно от деятельности иезуитов пошло слово «пропаганда». Кэмпион и Парсонс отправились в путешествие по стране, охватившее большую часть английских графств, где они проповедовали и совершали таинства. Куда бы они ни приехали, повсюду их радушно встречали знать и дворяне. Как правило, иезуиты останавливались всего на одну ночь из-за страха быть обнаруженными.

Летом 1581 года Парсонс описывал опасности, с которыми сталкивались иезуиты, одному из священников. «Иногда, — писал он, — когда мы весело проводим время, сидя за столом и непринужденно обсуждая вопросы религии (ибо наши разговоры в основном на подобные темы), внезапно раздается тот настойчивый стук в дверь, когда кажется, что пожаловали констебли; все замирают и прислушиваются, а сердца колотятся, словно у оленя, который слышит ауканье охотника; мы перестаем есть и вверяем наши души Богу, улучая короткий момент для молитвы; не слышно ни единого слова, ни единого звука, пока слуга не вернется сообщить, в чем дело. Если тревога оказалась ложной, мы все дружно смеемся — еще веселее, чем прежде, после нашего-то испуга».

«Враг не дремлет, — заявил сэр Уолтер Майлдмей палате общин, передавая слова Королевского совета. — В королевство проникли некие иезуиты, двурушники и странствующие братья, чтобы подстрекать народ к мятежу, и многие из тех, кто исправно ходил в церковь, теперь сбились с пути истинного и отказываются ее посещать… настало время принять более жесткие меры». Кэмпион временно укрылся в Лондоне. Он часто навещал друга, жившего возле дороги к Харроу, и по пути к нему проходил мимо виселицы в местечке Тайберн; каждый раз, минуя лобное место, он прикасался к шляпе в знак приветствия орудия, которое однажды, возможно, принесет ему погибель.

Летом 1581 года Кэмпиона обнаружили в тайном «логове священников» в поместье Лайфорд, неподалеку от Абингдона. Его отвезли в Лондон, по-прежнему переодетого в светский костюм, с колетом из бычьей кожи и бархатными чулками; на голову ему нахлобучили шляпу с пером, а ноги связали под брюхом лошади. На шляпе красовалась табличка с надписью «Кэмпион, крамольный иезуит», и под свист и улюлюканье собравшихся толп зевак он проехал к месту своего заключения — подземной темнице под названием «Литл-Из» в Тауэре; крохотная камера размером 0,4 квадратных метра сама по себе представляла полноценную пытку.

На следующий день граф Лестер послал за заключенным, и Кэмпион, препровожденный в уединенную комнату, обнаружил перед собой королеву. Она хорошо помнила прекрасно образованного молодого человека и была намерена, при возможности, спасти ему жизнь. Она спросила, признает ли он ее своим законным правителем; он ответил утвердительно. Папа римский дозволил это. Затем она поинтересовалась, может ли епископ Римский на законных основаниях отлучить ее от церкви. На это он дал уклончивый ответ, сказав, что подобные вопросы находятся за пределами его компетенции. Его отправили обратно в Тауэр и, не добившись ответа при очередном допросе, пытали на дыбе два дня подряд.

В предыдущие века пытки применялись только к тем, кто отказывался сознаться и кого затем медленно «дожимали до смерти», однако в Тюдоровскую эпоху они стали королевской прерогативой, если дело касалось государственной безопасности. В 1580 году сам Берли написал короткое эссе, где рассуждал о пользе подобной практики. Наиболее одиозным из тюремных истязателей был Ричард Топклифф, юрист из Йоркшира, который обрел новое призвание в поиске более изощренных способов пыток над священниками. Один иезуит писал, сидя в своей тюремной камере, что «на следующее утро после дня святых Симона и Иуды меня подвесили к стене над землей, закрепив кандалы в проушине, настолько высоко, насколько я только мог дотянуться, стоя на табурете: табурет затем убрали, и так я провисел с 8 часов утра до 4 часов дня, без единой передышки или глотка воды, лишь Топклифф пришел сообщить мне, что испанцы прибыли в Саутуарк благодаря нашему сообщничеству: „Ибо чу! разве ты не слышишь барабанную дробь“ (тогда боем барабанов приветствовали лорд-мэра). На следующий день меня также подвесили на час или два: такова лиходейская натура наших противников». Любую форму изуверства стали называть «топклиффским обычаем», а глагол «затопклиффить» обозначал преследование человека, которого хотели «затравить» или «сжить со свету». Говорили, что в мире есть люди, которые пьют кровь с такой же легкостью, как животные пьют воду.

Ослабевший в заточении Эдмунд Кэмпион не потерял силы духа. Он организовал общественную дискуссию по вопросам религии, и часовня Тауэра стала местом состязаний между ним и двумя протестантскими священниками. Три раза они проводили дебаты, однако не смогли прийти ни к какому окончательному итогу. Дело касалось прежде всего порядка в королевстве, а не религиозных истин. Кэмпиона вновь пытали, однако он, как и прежде, демонстрировал дерзкое непокорство — и тогда над ним учинили судебное разбирательство. В Вестминстер-Холл его доставили с вывихнутыми на дыбе конечностями. Он не мог поднять руку, чтобы провозгласить «невиновен» в ответ; тогда двое других подсудимых поддержали ее и поцеловали при этом сломанную кисть. Исход мог быть лишь один. «Нас обвиняют в измене, — заявил Кэмпион. — Мы не предатели. — Затем он добавил: — Мы мертвы для этого мира, но мы боролись за спасение душ».

Кэмпиона вместе с четырнадцатью другими иезуитами приговорили к смертной казни через традиционное повешение, потрошение и четвертование. Первого декабря его и еще двоих узников повели из Тауэра в Тайберн. Окружающие заметили, что ногти Кэмпиона были сорваны с пальцев его истязателями. Подойдя к эшафоту, он заявил: «Мы пришли сюда, чтобы умереть, но мы не предатели». Веревки, в которых он встретил свой конец, до сих пор хранятся в колледже Стоунихерст. Во время казни капля его крови окропила одного из зрителей в толпе, Генри Уолпола; Уолпол тотчас обратился в другую веру и сам стал иезуитом. Впоследствии его постигла та же самая участь в Тайберне.

По подсчетам, при Елизавете казнили порядка двухсот католиков, среди них 123 священника — по сравнению с 300 протестантскими мучениками, преданными казни во время куда более краткого правления Марии. В правление Генриха VIII было казнено 308 человек в результате принятия Акта об измене в 1534 году. Историки часто сокрушаются по поводу человеческой нетерпимости, однако стоит воздержаться от подобного соблазна. Невозможно судить о нравах одного века через призму ценностей другого. Так или иначе, отказ признать национальные религиозные правила приравнивался к государственной измене.