Питер Акройд - Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

Два епископа публично высказались против изменений. Стивен Гардинер, исключенный из Королевского совета, критиковал непомерную жажду нововведений. «Если вы перекроете старую протоку, — сказал он, — вода может утечь дальше, чем вы предполагаете». Получив предупреждение о том, что своим противодействием совету он рискует поставить себя под удар, Гардинер ответил: «Я и так уже с самого рождения осужден на смерть». Гардинер написал письмо регенту, в котором увещевал его повременить с реформой, пока король не достиг совершеннолетия; он считал, что в противном случае это может привести к общественным волнениям. Епископ отправил послание Томасу Кранмеру, где оспаривал некоторые постулаты, утверждаемые в «Книге проповедей». Гардинера призвали в совет и заставили подчиниться новым приказам; когда же он попытался уйти от ответа, его сослали во Флитскую тюрьму вместе со своим поваром и двумя слугами.

Эдмунда Боннера, епископа Лондонского, заключили туда еще раньше. «Ах, епископ, — воскликнула сторонница реформы, герцогиня Суффолк, проходя под окном тюремной камеры Гардинера, — без волков овцам раздолье!» Однако епископы были не единственными протестующими. Французский посол докладывал о недовольных и горестных роптаниях «в северных регионах ввиду новшеств, навязываемых этими новыми правителями в ущерб веками утвержденной религии». Этот ропот становился все громче и громче, пока в конце концов не вылился в полномасштабное восстание в королевстве.

Регент Сомерсет был в первую очередь солдатом, а дело солдата — война. С самых первых дней регентства он занимался вопросами обороны государства на южном побережье и севере, где Шотландия все еще представляла серьезную угрозу. В этой стране герцог Сомерсет уже доказывал свое военное искусство, сначала успешно возглавив поход, а на следующий год — весьма эффективный набег на границы Шотландии, поэтому его взоры снова обратились на север. В 1534 году произошла помолвка принца Эдуарда с шотландской королевой Марией, которая, однако, так ничем и не закончилась. И хотя заключение брака между ними представлялось маловероятным, герцог Сомерсет публично выразил надежду на объединение двух стран и создание королевства Великая Британия, единого в новой англиканской вере.

Как многие успешные военачальники, регент Сомерсет отличался резкостью и склонностью отдавать приказы, не прислушиваясь к мнению других. Он нередко прибегал к использованию прокламаций, чтобы объявить свою волю народу, и менее чем за три года успел издать семьдесят семь таких документов, включая указы, запрещавшие копить зерно и устанавливающие цены на мясо. Эти прокламации могли издаваться без одобрения тайного совета и за редким исключением сопровождались угрозами сурового наказания. Возможно, герцог Сомерсет испытывал тревогу из-за природы своей власти, и поэтому ему требовалась грубая сила прокламаций. В чем бы ни заключалась истинная причина, он прославился надменностью и холодностью. Сообщалось, что он никогда не спрашивал мнения своих коллег по тайному совету и предпочитал править единолично, оберегая свое одинокое высокое положение. «C недавних пор, — писал ему один из старых придворных, — ваша светлость стали проявлять чрезвычайную раздражительность, когда кто-либо имеет неосторожность возразить на то, что вы изволили замыслить». Тем не менее герцог Сомерсет все же проявлял отеческую заботу о стране, когда интересы государства совпадали с его собственными.

Регент был человеком алчным во многих отношениях и завладел бесчисленным множеством церковных земель и прочего имущества. Однако церковная Реформация обошлась ему довольно дорого. Через три месяца после коронации Эдуарда герцог Сомерсет начал строить дворец между Стрэндом и Темзой, который вошел в историю под названием Сомерсет-Хаус. Чтобы освободить место под строительство, были снесены три епископских дворца и приходская церковь Сент-Мэри-ле-Стрэнд, а часовню при церкви Святого Иоанна Крестителя в Кларкенуэлле взорвали бочками с порохом, чтобы обеспечить будущий дворец камнем и другими строительными материалами. Помимо этого герцог Сомерсет разграбил собор Святого Павла. Как писал французский посол, «строительство герцогского дворца в Лондоне не прекращается ни по воскресным, ни по праздничным дням; и работали даже в прошлое Вознесение». Причем посол подчеркивал не скорость возведения здания, а скорее готовность регента пренебречь древними церковными праздниками. В то время говорили, что именно такое вопиющее присвоение церковного имущества ожесточило сердца людей против герцога. Позднее Джон Стоу писал в «Обзоре Лондона», что эти «в высшей степени богомерзкие деяния повлекли за собой не только открытую неприязнь людей, но и тайное божественное возмездие».

Впрочем, тогда казалось, что небеса благоволят регенту. В конце лета 1547 года после долгих безрезультатных переговоров с шотландцами герцог Сомерсет напал на северного соседа Англии. Такой шаг объяснялся отношениями не только с Шотландией, но и с Францией: ее новый король Генрих II намеревался вернуть Булонь, которая за год до этого перешла под власть Генриха VIII в соответствии с условиями Ардрского мира. Молодой король Франции, взошедший на престол весной в возрасте двадцати восьми лет, естественно, стремился к военной славе. Готовясь бороться с Англией в пределах собственного королевства, он упрочил связи с Шотландией, своим давним союзником. Сообщалось о нападениях флотилий обеих стран на английские корабли. Помимо этого герцог Сомерсет желал наказать шотландцев за формальный отказ от исполнения брачного договора, заключенного между юной королевой Марией и Эдуардом VI. Так что он тоже мечтал о славе.

К концу весны сухопутные и морские войска собрались на небольшом участке приграничной территории, на которую несколько раз нападали шотландцы. Кутберт Тунсталл, епископ Дарема, получил приказ вернуться в свою епархию для подготовки к войне. Перейдя границу 31 августа с «единственной целью защищать и блюсти честь обоих принцев и королевств», герцог Сомерсет одержал решительную победу над шотландскими войсками в местечке под Масселборо, известном как ущелье Пинки. Оборонявшиеся шотландцы также попали под огонь английских кораблей, расположившихся в прибрежной акватории.

Согласно оценкам, погибло около десяти тысяч шотландцев. Как отмечает один из современных летописцев, «тела убитых лежали таким плотным слоем, что напоминали пасущиеся стада». Одни выжившие бежали в Эдинбург, бросая оружие по дороге; другие пытались укрыться под ивами в близлежащих болотах и с головой погружались в воду, словно выдры, оставляя на поверхности только рот. Победоносный герцог незамедлительно возвратился в Англию, оставив в фактически разгромленной стране оккупационные войска. Было решено построить несколько крепостей с гарнизоном, достаточным для усмирения и подчинения местного населения. Так начался финансовый кризис, с дальнейшим развитием которого становилось все более очевидно, что расходы на оккупацию гораздо больше ее преимуществ. Шотландцы не собирались покоряться.