Екатерина Андреева - Невидимые друзья и враги

Когда у одного из его сотрудников на затылке появился гнойный прыщ, он сам его вскрыл, рассмотрел каплю гноя под микроскопом и нашел в нем микроба, который и вызвал появление гнойного прыща. После этого он заинтересовался вопросом, почему так много женщин умирает в больницах от родильной горячки. И вскоре нашел в телах погибших микроба, имевшего вид цепочки из шариков. На заседании в Парижской медицинской академии он обвинил врачей в том, что они сами переносят смертоносных микробов от больных женщин к здоровым.

Опубликование работ Пастера о том, что всякое гниение и нагноение вызывается микробами и что эти «невидимки» не зарождаются сами в гниющей среде, а проникают в нее извне, произвело в хирургии настоящую революцию.

В то время в королевской больнице в английском городе Глазго работал хирург Джозеф Листер. Работы Пастера произвели на Листера такое сильное впечатление, что он сам повторил его опыты, убедился в том, что самозарождение микробов действительно невозможно, и, как человек дела, перенес выводы Пастера на свою работу и на своих больных. Результаты оказались такими блестящими, каких даже сам Листер не ожидал.

Хирург рассуждал так: все осложнения после ранений и операций происходят потому, что в рану попадают мельчайшие живые организмы, которые и вызывают воспаления и заражение крови. Значит, надо их уничтожить. И Листер стал пульверизатором распылять в воздухе вокруг раненых или оперированных больных карболовый раствор, который убивал в воздухе микробов. Перевязочный материал и инструменты также тщательно обрабатывались этим раствором.

Количество нагноений и смертных случаев значительно снизилось, и Листер написал письмо Пастеру: «Позвольте мне от всего сердца поблагодарить Вас за то, что Вы своими блестящими исследованиями открыли мне глаза на существование гноеродных микробов и тем самым дали мне возможность успешно применять антисептический метод в моей работе».

После того как было доказано, что причиной гниения и нагноения ран и связанных с этим болезней являются микробы, у Пастера появилась мысль, что, может быть, и в других случаях болезнь и смерть тоже зависят от внедрения в организм человека каких-то микробов.

Разве заразный характер многих болезней и их массовое распространение не наводят на мысль, что и здесь мы имеем дело с микробами? Микробы находят для себя удобную среду в человеческом организме, пробираются в него и здесь размножаются так же быстро, как микробы, вызывающие брожение в вине. А от них заболевает и погибает организм.

Все эти идеи возникали у Пастера. Микробный характер заразных болезней был для него ясен. Но не в его характере было говорить о своих убеждениях раньше, чем он сумеет их подтвердить опытами.

Пастер стал просматривать опубликованные исследования врачей, работавших до него над заразными болезнями. Не ему первому пришла в голову мысль о том, что зараза передается микробами. Эту мысль высказал уже в 1721 году итальянский врач Валисниери, в 1762 году — венский врач Пленчиц, но они не могли доказать своих предположений и были забыты. А во второй половине XVIII века к этому же убеждению пришел первый русский охотник за микробами доктор Данило Самойлович.

В 1744 году в деревне Яновке, Черниговской губернии, родился выдающийся деятель русской медицинской науки Данило Самойлович. Это был первый русский врач-эпидемиолог, посвятивший всю свою жизнь борьбе со страшной болезнью — чумой. Его научные труды быстро выдвинули его в ряды крупнейших ученых XVII века.

К высказываниям Самойловича прислушивались за границей, но мало ценили в России. Он был избран академиком Дижонской, Нимской, Марсельской, Лионской, Тулузской, Мангеймской, Туринской, Падуйской и Парижской академий. Только у себя на родине его не признавали, и Академия наук Петербурга его не замечала.

Где бы ни появлялась чума на юге России, Самойлович сейчас же туда ехал, хотя железных дорог в то время не было. Когда чума вспыхнула в Москве в 1771 году, Самойлович предложил обеззараживать одежду больных особым окуриванием. Чтобы проверить, убита ли зараза после окуривания, Самойлович, не задумываясь, надевал на себя окуренную рубаху больного.

Самойлович утверждал, что чума «болезнь прилипчивая», то есть заразная болезнь, что заразен при чуме сам больной и окружающие его предметы, с которыми больной так или иначе соприкасается. «Не воздух заражает, как поныне везде думали, но единственно прикосновение», — говорил Самойлович.

Этот взгляд на чуму поражал современников Самойловича, привыкших думать, что чума переносится ветром из города в город, что это бедствие, от которого нет спасения.

Самойлович на много лет обогнал своих современников. Чтобы предохранить от заражения чумой, он предлагал впрыскивать людям содержимое нагноившихся бубонов, считая, что «яд язвенный» в них ослаблен. Самойлович считал, что такая прививка если и не предохранит от заражения, то, во всяком случае, ослабит течение болезни. Сам он трижды болел этой страшной болезнью, заражаясь при вскрытии бубонов. Но все три раза болел легко.

В первые дни борьбы с чумой в Москве в 1771 году население, перепуганное «черной смертью» и подстрекаемое темными людьми и духовенством, что «лекари разводят мор», хотело убить Самойловича, но, видя его постоянные заботы, бесстрашие и желание помочь, поверило и полюбило этого бескорыстного и самоотверженного человека.

Самойлович писал: «Какого вознаграждения я жду? Любви народа, любви, которой он удостоил меня в награду за заботы о нем в чумных госпиталях, когда Москву опустошала чума в 1770–1772 гг.».

Правящие круги и императрица Екатерина II не были к нему благосклонны, вероятно, потому, что он пробыл несколько лет во Франции, где вращался среди революционно настроенных людей, и царица боялась, что сам Самойлович проникся революционным духом.

В борьбе с заразными болезнями Самойлович был настоящим новатором. Он еще ничего не знал о переносчиках болезни, но считал, что «чуму можно обуздать».

Он упорно искал возбудителя «яду язвенного». Делая многократно вскрытия умерших от чумы, он просматривал через микроскоп кровь, гной, слюну и упорно искал возбудителя болезни и писал, что видел «особливое и совсем отменное существо». Какое это было существо, сказать трудно, потому что Самойлович не оставил никаких рисунков, да и микроскоп у него был слабый. Важно то, что 175 лет назад, когда о болезнетворных микробах еще никто ничего не знал, Самойлович уже искал их и был уверен, что они должны существовать. Не его вина, что тогда еще не было сильных микроскопов.

Пастер знал работы Самойловича, изданные на французском языке в конце XVIII века в Париже, в Страсбурге и Лейдене. Но как же изучить причины заразных болезней?