Леонид Лиходеев - Звезда с неба

— Чего орёшь? — спросил тип.

— Я очень рад, — сказал Обезьян, — что живу на свете! Я уже умею делать примитивные орудия! Видишь, какой костюм я себе сшил.

Он и позабыл, этот прекрасный Обезьян, как ещё совсем недавно страдал от того, что начал думать. Теперь он радовался, стараясь не вспоминать о неприятном отрезке своей биографии. Более того, он уже относился к этому отрезку весьма критически и даже с насмешкой. Совсем недавно ему так не хотелось входить в новую неизвестную стадию своей жизни! Совсем недавно он боялся, что умрёт от неведомой болезни. И вот пожалуйста! Страхи его прошли, как будто их и не было, и воспоминания о них теперь только вызывали у него улыбку. Так всегда бывает в жизни, и я хочу отметить эту чисто человеческую черту в характере Обезьяна и с этого самого момента называть его человеком, потому что три вещи отличают человека — сомнение, решимость и умение посмеяться над самим собой.

— Я теперь Человек! — сказал он угрюмому типу. — Я даже в рифму умею говорить! А разве ты тоже произошёл?

— Ну, произошёл, — буркнул угрюмый тип.

— Так почему ты не радуешься? — удивился Человек.

— А чего радоваться? Произошёл я и лёг спать. Не успел заснуть, как ты меня разбудил!

— Так зачем же ты тогда происходил? Спать ты мог и не происходя…

— А я знаю? Надо было — я и произошёл.

— Мне тебя жалко, — сказал Человек.

— Не нуждаюсь в жалости…

И угрюмый тип собрался было снова завалиться спать.

— Нет, — сказал Человек, — я не дам тебе спать! Я хочу, чтобы ты мыслил и развивался дальше!

— А ты кто такой, чтобы командовать? — спросил угрюмый тип.

— Я не командую. Я тебя призываю. Понимаешь? Я тебя призываю к новой жизни.

— А я отсталый, — сказал угрюмый тип. И в доказательство своей отсталости вытер нос ладонью. — Я отсталый — понял? Отцепись от меня, а не то я возьму твоё примитивное орудие и дам тебе в лоб.

— Дай! — радостно закричал Человек. — Делай что-нибудь! Развивайся! Посмотри, как много вокруг интересного! Например, звёзды. Из чего они состоят? Или Солнце, Луна? Почему дует ветер? Почему растут деревья? Что такое вода? Что такое земля? Разве это не интересно?

— Ну вот что, — сердито сказал угрюмый тип, — давай договоримся. Ты меня не призывай никуда — это раз. Не пой свои песни — это два. И главное — ничего вокруг не трогай, понял? Как лежало — пусть всё так и лежит. Солнце, воздух, вода, звёзды, деревья — всё! Чтобы на земле было тихо. Понял?

— Как же не трогать, — возразил Человек, — если всё это понадобится в нашей жизни! Подумай сам, если мы существуем среди существующей природы, значит, мы тоже — природа! Мы даже, может быть, вершина природы!

Угрюмый тип насупился:

— Воображаешь ты много…

И он стал закипать злостью потому, что не находил слов.

С тех пор все угрюмые типы закипают злостью, если не находят слов. А так как слов они никогда не находят, злятся они постоянно.

Но Человек не унимался.

— Слушай! — воскликнул он. — Ты только подумай! Может быть, ты — венец творенья! Царь природы!

Но и эта явная лесть не произвела на угрюмого типа впечатления.

— Попрошу вас не пререкаться! — взревел угрюмый тип. — Умнее всех хочешь быть? Запомни, если только услышу или узнаю, что ты куда-нибудь полезешь — шкуру спущу!

— Прекрасно! — весело воскликнул Человек. — Одного я уже добился.

— Чего ты добился?

— Того, что ты не будешь спать. Того, что ты хоть о чём-нибудь станешь заботиться. Хоть чем-нибудь станешь интересоваться.

И он, радуясь, ушёл.

Угрюмый тип засопел и не ответил. Он, к своему огорчению, сообразил, что, действительно, спать ему больше не придётся.

Потому, что Человек пошёл снимать с неба звезду…»

Так или иначе, фраза, обронённая в запальчивости бывшим Обезьяном, не пропала даром. Она застряла в тщеславной душе.

— Царь природы? Гм… А что? Очень даже может быть.

Очень приятна она была, эта распрекрасная мысль.

Люди сызмальства заботились о порядке на земле. Их всегда занимало, кто в этом мире главнее, кто над кем властвует и кто кого ест. В этом они видели порядок и справедливость. Трава ест землю, овцы едят траву, волки едят овец, земля ест волков. Человек же, оказывается, властвует над всем. Он ест и траву, и овец, и волков, несмотря на то, что волки невкусные. Вот только с землёю у него нелады. Не может быть, чтобы и человека запросто съедала земля, как какого-нибудь волка. Наверно, и на том свете продолжается жизнь! И наверняка! И ещё гораздо лучшая, чем на этом. Иначе не может быть, потому что иначе быть не должно. Вот там уж точно всем известно наперёд, что. ты — царь природы и тебе полагаются все царские почести…

И полагается самая главная царская почесть, совершенно недостижимая на этом свете, — освобождение от страшного проклятия, на которое боги обрекли «царя природы»… Освобождение от обязанности работать…

Мир был придуман в общих чертах правильно. Всё в нём было хорошо. Одно лишь никуда не годилось — необходимость трудиться. Это казалось очень странным, и надо было искать объяснение этой несуразицы. И объяснение было найдено: человек наказан трудом за непослушание. А то за что ещё? Он не послушался создателя. Он, наверно, поступил наперекор его воле. Если бы он был послушным — ел бы он и пил, и жил припеваючи. А поскольку он ослушался — создатель повелел ему добывать пищу в поте лица и работать с утра до ночи. И тут люди не заметили, что не труд — наказание, а наказание — условия труда.

А вот цари не трудились. Они идеально вписывались в этот мир! Они были отмечены свыше.

Это открытие оказалось очень важным. Человек легче всего верил в то, во что хотел верить. Непослушание — вот причина бедствия людей. С этим самым непослушанием люди сталкивались постоянно. Как только человек начинал задумываться над действительностью, так сразу в нём зарождались неприятные элементы непослушания. Поскольку рассуждать да ещё при этом быть послушным никак никому не удавалось. И ещё было замечено, что всякое непослушание начинается с невинного вопроса «по-че-му?». Ибо новое начинается с сомнений в непогрешимости старого… Действительно, всё устроилось в жизни так, что послушных всегда гладили по головке, а непослушных наказывали.

Степень послушания определяли боги.

Но людей было слишком много, чтобы боги могли заниматься каждым в отдельности. И боги делали это через своих посредников, разумеется, чрезвычайно послушных лиц. Они — эти замечательные посредники — общались с богами и судили-рядили от их имени.

Однако и посредники не успевали. И им приходилось заводить себе заместителей. Заместители тоже выбирали себе помощников. Помощники также не были дураками, чтобы переутомлять себя. И кончалась вся эта лестница тем, что непосредственно следил за послушанием человека присмотр-щик.