Марианна Басина - Далече от брегов Невы [без иллюстраций]

«Я почитаю великим злодеем того офицера, — говорилось в приказе, — который, следуя внушению слепой ярости… употребляет вверенную ему власть на истязание солдат».

Уважать солдат, заботиться о них, просвещать их, готовить из них соратников для великого дела…

— Я сам почитаю себе честного солдата другом и братом, — заявлял Орлов. Молодые офицеры слушали его как оракула.

Пушкину вспоминался Петербург, бурные собрания у Никиты Муравьёва и у Ильи Долгорукова. Те же пылкие речи, страстное желание свободы.

Но было здесь и другое: большая решительность, готовность действовать. Незамедлительно, тотчас же.

«Пишу тебе у Рейна, — сообщал Пушкин Вяземскому… — Он тебе кланяется и занят ужасно сургучом. Прибавление.Орлов велел тебе сказать, что он делает палки сургучные, а палки в дивизии своей уничтожил».

В начале ноября 1820 года, когда генерал Орлов отправился по долгу службы инспектировать пограничные укрепления на Пруте и Дунае, в его кишинёвском доме остались два брата Давыдовы — Александр Львович и Василий Львович. Они ненадолго приехали в Кишинёв с Украины из своего имения Каменка.

Давыдовы приходились братьями по матери генералу Раевскому. Оба были военными в отставке.

Благодаря Давыдовым жизнь в доме Орлова и в его отсутствие не замирала. Они здесь хозяйничали, принимали гостей, радушно кормили их отменными обедами.

У Орлова с Давыдовыми познакомился Пушкин.

Собираясь обратно в Каменку, братья пригласили Пушкина ехать вместе с ними и у них погостить.

Увидеть новые места, пожить на Украине… Правда, поздняя осень не лучшее время года для такого путешествия, но Пушкин — «искатель новых впечатлений» — охотно согласился. Поездка была для него тем более заманчива, что в Каменку ждали Раевских — генерала и его старшего сына. Снисходительный Инзов не стал препятствовать.

И снова дорога. И снова — в путь.

Большое, богатое имение Каменка в Чигиринском повете, то есть уезде Киевской губернии, принадлежало престарелой Екатерине Николаевне Давыдовой — матери генерала Раевского и братьев Давыдовых.

В дороге находились три дня. К усадьбе подъехали через большое село, которое в это время года глядело уныло: обнажённые сады, посеревшие от осенних дождей мазанки, размытая, грязная дорога.

Великолепная барская усадьба Каменка, разделённая надвое проезжей дорогой, раскинулась на высоком берегу Тясмина. Просторный господский дом и другие строения стояли среди сада, спускавшегося к реке. Недалеко от усадьбы берега Тясмина сближались, образуя нависшие над водой каменные утёсы. От них и пошло название Каменка.

«Увядшие равнины», «дремлющий залив», «чёрных скал вершины» — такой увидел Пушкин осеннюю Каменку.

Хозяйка Каменки Екатерина Николаевна жила на старинный лад — широко и хлебосольно, с воспитанниками и воспитанницами, приживалами и приживалками, толпой слуг, управляемых важным дворецким, со всевозможными барскими затеями, крепостными музыкантами и певчими, с пальбой из пушек, иллюминацией и фейерверком в достопамятные дни. Сама Екатерина Николаевна, два её сына — старший со своим семейством и младший холостой — жили в Каменке постоянно.

Братья Давыдовы были очень разные. Старший, сорокасемилетний отставной генерал Александр Львович, любитель вкусно поесть и весело пожить, всю страсть души отдавал гастрономии. Человек ординарный и, в сущности, ничтожный, он щеголял перед равными аристократичностью манер, зато с «низшими» являл себя самодуром и грубияном.

Пушкин на первых порах счёл его приятным и «милым», но, узнав поближе, вывел иное суждение. «В молодости моей случай сблизил меня с человеком, в коем природа, казалось, желая подражать Шекспиру, повторила его гениальное создание. *** был второй Фальстаф: сластолюбив, трус, хвастлив, не глуп, забавен, без всяких правил, слезлив, толст. Одно обстоятельство придавало ему прелесть оригинальную. Он был женат… Вот черта из домашней жизни моего почтенного друга. Четырёхлетний сынок его, вылитый отец, маленький Фальстаф III, однажды в его отсутствие повторял про себя: „Какой папенька хлаблий! как папеньку госудаль любит!“. Мальчика подслушали и кликнули: „Кто тебе это сказывал, Володя?“ — Папенька, — отвечал Володя». Привлекательнее других членов семьи Александра Львовича была его юная дочь Адели. Ей Пушкин посвятил шутливо-нежное послание:

В Каменке рядом уживались два мира: один — Александра Львовича и его жены Аглаи Антоновны, другой — его младшего брата, двадцативосьмилетнего полковника в отставке Василия Львовича.

Герой Отечественной войны 1812 года, адъютант Багратиона, раненный под Кульмом и под Лейпцигом, Василий Львович, выйдя в 1820 году в отставку, всецело посвятил себя делу Тайного общества, в которое был принят адъютантом Орлова Охотниковым. Он выгодно отличался от старшего брата и характером и манерой поведения, со всеми был прост и любезен. Родственник владельцев Каменки знаменитый партизан и поэт Денис Давыдов считал Василия Львовича «неисчерпаемым источником весёлости, ума и прекрасных чувств». Неудивительно, что Пушкин питал к нему живейшую симпатию, что они сблизились и вскоре уже говорили друг другу «ты».

Жизнь в Каменке была для Пушкина приятна и любопытна. «Вот уже восемь месяцев, как я веду странническую жизнь, почтенный Николай Иванович, — писал он поэту Гнедичу. — Был я на Кавказе, в Крыму, в Молдавии и теперь нахожусь в Киевской губернии, в деревне Давыдовых, милых и умных отшельников, братьев генерала Раевского. Время моё протекает между аристократическими обедами и демагогическими спорами. Общество наше, теперь рассеянное, было недавно разнообразная и весёлая смесь умов оригинальных, людей, известных в нашей России, любопытных для незнакомого наблюдателя. — Женщин мало, много шампанского, много острых слов, много книг, немного стихов». Это писалось через полтора месяца после приезда в Каменку.

«Аристократические обеды» происходили «внизу» — в апартаментах Екатерины Николаевны. Каждый год к 24 ноября, дню её именин, которые праздновались необычайно торжественно, в Каменку съезжалось бессчётное количество гостей из самых разных мест, даже из Петербурга.