Марианна Басина - Далече от брегов Невы [без иллюстраций]
- Название:Далече от брегов Невы [без иллюстраций]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:«Детская литература»
- Год:1985
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Марианна Басина - Далече от брегов Невы [без иллюстраций] краткое содержание
Далече от брегов Невы [без иллюстраций] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поездкам всем обществом Пушкин и братья Раевские предпочитали уединённые прогулки в горы — пешком и верхом. Заходили в аулы, наблюдали жизнь горцев. Аулы располагались по отлогостям гор. Низкие, длинные, крытые соломой сакли, слепленные из глины и хвороста, были без окон с отверстиями вместо дверей. Те, кто побогаче, убирали их внутри коврами, кто победнее — расписывали красками.
У очагов хлопотали женщины, одетые в свободные халаты и шаровары. Завидев незнакомцев, они закрывали лицо, но уже привыкли к русским и обычно не прятались.
Когда же с мирною семьёй
Черкес в отеческом жилище
Сидит ненастною порой,
И тлеют угли в пепелище,
И, спрянув с верного коня,
В горах пустынных запоздалый,
К нему войдёт пришлец усталый
И робко сядет у огня —
Тогда хозяин благосклонный
С приветом, ласково встаёт
И гостю в чаше благовонной
Чихирь отрадный подаёт.
«Черкесы, как и все дикие народы, отличаются пред нами гостеприимством. Гость становится для них священною особою. Предать его или не защитить почитается меж ними за величайшее бесчестие. Кунак (т. е. приятель, знакомец) отвечает жизнию за вашу безопасность и с ним вы можете углубиться в самую средину кабардинских гор». Так вскоре писал Пушкин в поэме «Кавказский пленник» и в примечаниях к ней.
Но пока он ничего не писал, ни стихов, ни писем. Не хотел, да и не мог. Жизнь его переломилась, пошла по-новому. Будущее рисовалось ему неопределённым. К южной природе он как-то сразу привык. К новому своему положению предстояло привыкнуть.
Единственное, что сочинил он на Кавказе, — эпилог к «Руслану и Людмиле». В нём поведал читателям о своей судьбе. Кончил так:
Забытый светом и молвою,
Далече от брегов Невы,
Теперь я вижу пред собою
Кавказа гордые главы.
Над их вершинами крутыми,
На скате каменных стремнин,
Питаюсь чувствами немыми
И чудной прелестью картин
Природы дикой и угрюмой;
Душа, как прежде, каждый час
Полна томительною думой —
Но огнь поэзии погас.
Ищу напрасно впечатлений:
Она прошла — пора стихов,
Пора любви, весёлых снов,
Пора сердечных вдохновений!
Восторгов краткий день протек —
И скрылась от меня навек
Богиня тихих песнопений.
Было здесь нечто от элегической поэзии с её унылостью. Но было и другое — невесёлые, трезвые размышления. Судьба подвела черту под его петербургской жизнью, под его юностью. Юность ушла. С ней ушло многое. Беспечная, игривая муза — «богиня тихих песнопений», которая вдохновляла его, когда он писал «Руслана», — скрылась. Быть может, навсегда.
По свойствам своего характера Пушкин не принадлежал к слабым людям, к тем, кого гнут и ломают удары судьбы. Жалобы позволял себе только в стихах. Внешне был спокоен, а временами и весел. «Томительные думы» таил про себя.
Счастье, что в эту нелёгкую пору рядом оказались братья Раевские. Жизнерадостный Николай умел вселять бодрость, Александр — увлекать блестящей беседой.
С первых же дней их знакомства Александр Раевский показался необычайным. Высокий, худой, в очках, с умным насмешливым лицом, колючим взглядом небольших тёмных глаз, он держался загадочно, говорил парадоксами. Всё отрицал, ко всему был холоден. Несмотря на молодость, много знал и уже многое испытал.
Своего младшего сына, Николая, генерал Раевский взял в армию десятилетним ребёнком. Старшего, Александра, — пятнадцати лет, после окончания московского Благородного пансиона. В 1812 году оба брата, ещё мальчики, сражались бок о бок с отцом, участвовали в битвах, повидали Европу. В двадцать два года Александр стал полковником. На Кавказ попал для лечения и служил в Кавказском корпусе.
Пушкина поразил образ мыслей Александра: всеразъедающий анализ, неумолимая логика, сомнение во всём.
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.
Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал;
Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел —
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.
Когда через три года Пушкин написал стихотворение «Демон», современники увидели в нём портрет Александра Раевского.
А пока что Пушкин с Александром Раевским подолгу сидели на берегу быстрого Подкумка, разговаривали, слушали неумолчную «мелодию вод».
«Воды мне были очень нужны»
На Горячих водах прожили месяц. Оттуда перекочевали на «железные воды» — в будущий Железноводск.
Железные воды отделяли от Горячих всего двенадцать вёрст. Но большим экипажам приходилось добираться в объезд, что составляло тридцать пять вёрст. Другой дороги не было.
Источники, вытекающие из поросшей густым лесом Железной горы, ещё не благоустраивали. Жаждущие исцеления взбирались до половины горы и располагались на каменной площадке вблизи главного источника. Кроме него действовали и другие. Говорили, что их отыскали солдаты, охотясь в горном лесу на диких кабанов.
«Здесь мы в лагере как цыгане, на половине высокой горы, — писал генерал Раевский, — 10 калмыцких кибиток, 30 солдат, 30 казаков, генерал Марков, сенатор Волконский, три гвардейских офицера… составляют колонию. Места так мало, что ста шагов сделать негде — или лезть в пропасть, или лезть на стену. Но картину перед собою имею прекрасную, т. е. гору Бештовую, которая между нами и водами, которые мы оставили. Купаюсь три раза».
Солдаты и казаки охраняли генералов и сенатора.
Ванной для лечебных купаний здесь служил выложенный камнем небольшой водоём, куда по деревянному жёлобу стекали воды источника. Сверху водоём закрывал шалаш из веток.
Пушкин и здесь лечился ваннами. Ему нравилась простая походная жизнь в крытых белым войлоком калмыцких кибитках, крутые тропинки на краю пропастей, восходы и закаты в горах. Продираясь сквозь заросли цветущего шиповника и дикого винограда, скользя на осыпях, цепляясь за корни деревьев, они вдвоём с Николаем Раевским взбирались на Железную гору и отсюда, с высоты, стоя на ветру, обозревали окрестности. В синем небе над Железной горой кружили орланы и коршуны. Они здесь гнездились.
Недели через три с железных вод перебрались на кислые.
Дорога была недальняя, но в одиночку не ездили. Два раза в неделю собиралось по нескольку карет и под конвоем казаков трогались в путь. У казачьего пикета прихватывали и пушку.
Дикость места, крутизна нависающих над дорогой гор с ущельями, страшные рассказы… У наиболее впечатлительных девиц и дам разыгрывалось воображение. Забившись в угол кареты, они каждую минуту ожидали нападения. Повсюду им чудились черкесы с кинжалами. Но кроме одинокого горца, мирно понукающего волов, впряжённых в скрипучую арбу, обычно навстречу никто не попадался.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: