Семен Узин - Гремящий дым

Прослышав о том, что некий состоятельный испанец Энсисо снаряжает корабль в Новую Андалузию [24] Новая Андалузия — так назвали первоначально испанцы восточные территории Центральной Америки. , он тайком пробрался на судно и спрятался в бочке между запасами провизии. Когда корабль был уже в открытом море, он выбрался из своего убежища и был арестован по приказанию Энсисо, но затем вскоре освобожден.

В Сан-Себастьяне — поселении, основанном губернатором Новой Андалузии Охедой, никого не оказалось. Город был разрушен, и Бальбоа удалось уговорить Энсисо плыть в Дарьен [25] Дарьенский залив омывает берега современных государств Колумбии и Панамы. , чтобы основать там новое поселение, хотя формально эта территория принадлежала губернатору Золотой Кастилии [26] Золотая Кастилия — нынешняя Панама. Никуэсе, находившемуся еще в Испании.

На новом месте испанцы обнаружили в индейском селении хлопчатобумажные ткани и золото и, воодушевленные первым успехом, прониклись уважением к Бальбоа, по чьему совету они сюда прибыли. Они избрали его судьей, и он приобретал все большее влияние на своих спутников, тогда как престиж Энсисо с каждым днем падал. Наконец, воспользовавшись благоприятным моментом, Бальбоа лишил Энсисо его полномочий под предлогом, что его права как компаньона Охеды распространяются только на Новую Андалузию, арестовал его и выслал в Испанию.

Пока Бальбоа обосновывался в созданной им колонии Санта-Мария-дель-Антигуа и подчинял своей власти окрестные индейские племена, законный губернатор Золотой Кастилии Никуэса держал путь к своим владениям.

Высадившись на Панамском перешейке, он было основал там колонию, но вскоре вынужден был покинуть это место, так как болезни и голод грозили уничтожить полностью его отряд. Тогда Никуэса с остатками своих людей явился в Санта-Мария-дель-Антигуа и потребовал у Бальбоа награбленные им богатства, сославшись на то, что все в Золотой Кастилии принадлежит губернатору. При этом он предъявил патент короля.

Расстаться с золотом и властью, которой Бальбоа добился после стольких неудач, было выше его сил, и он, воспользовавшись тем, что сила была на его стороне, приказал посадить Никуэсу и тех из его спутников, которые остались ему верны, на корабль и, не снабдив его даже продовольствием, отправил в открытое море.

Никуэса, конечно, погиб, в этом нет никакого сомнения. Но что оставалось ему, Бальбоа, делать? Если бы он уступил Никуэсе, то снова вернулся бы к первоначальному своему состоянию, а теперь, избавившись от соперника, он единоличный властитель окружных земель и сможет осуществить широкие завоевательные планы, которые вынашивает уже давно.

От индейского вождя Комагре он слышал не раз о стране, изобилующей золотом и жемчугом, куда можно попасть, перейдя через горы и переплывя какое-то море. В этой стране живет сильный и воинственный народ, и, чтобы завоевать ее, необходимо большое войско. Когда он завоюет эту страну и пришлет в Испанию корабли с золотом и другими драгоценностями, король сменит гнев на милость… А пока ему стало известно, что король Фердинанд разгневан.

Энсисо, возвратившийся в Испанию, подал на него, Бальбоа, жалобу, обвиняя его в самоуправстве. Королю доложено и о гибели губернатора Золотой Кастилии Никуэсы, в которой повинен опять же он, Бальбоа. Плохо, хуже быть не может. Не сносить ему головы, если не удастся поразить воображение государя новым великим открытием. В этом его единственное спасение.

Где же оно, это море, обещанное индейцами? Путь невероятно тяжел, люди гибнут, силы тают…

Бальбоа поднял опущенную на грудь голову и мрачно посмотрел на вытянувшуюся цепочку отряда. Темная масса леса нехотя пропускала людей, расступаясь под ударами топоров и мечей, и казалась бесконечной.

Из авангарда, с трудом пробираясь навстречу движению отряда, подъехал помощник Бальбоа, которого тот приставил следить за индейцами, идущими впереди.

— Проводники утверждают, что мы подходим к горе, с вершины которой можно увидеть, как они говорят, большую воду, — слегка запыхавшись, сообщил он.

Бальбоа повеселел. Морщины на лице разгладились, и взгляд прояснился.

— Вот как, — сказал он, сразу почувствовав прилив энергии. — Значит, приходит конец нашим мытарствам! Скажите индейцам, что я сам поднимусь на вершину. — И, пришпорив коня, он последовал за своим помощником вперед.

Забыв об усталости и осаждавших его горестных мыслях, Бальбоа нетерпеливо подгонял индейцев, шедших перед ним по горному склону. Отряд его остановился внизу и замер в ожидании.

Наконец показалась вершина горы. Бальбоа ступил на ее высшую точку и устремил жадный взгляд в том направлении, куда показывала рука одного из индейских проводников.

Зрелище, открывавшееся его взору, наполнило восторгом и гордостью его сердце. Впереди, в южном направлении, насколько хватал глаз, простиралась необозримая гладь океана. Его поверхность серебрилась под лучами яркого солнца.

Бальбоа перекрестился и пробормотал благодарственную молитву.

Вдруг за его спиной раздались радостные крики. Это испанские солдаты, оставшиеся внизу, будучи не в силах оставаться долее в неведении, последовали за своим предводителем и тоже увидели море. Они кричали, размахивали руками в избытке чувств, многие плакали от восторга и славили имя божие.

Когда все несколько успокоились, Бальбоа приказал поставить на вершине горы каменные столбы и деревянные кресты в память об их пребывании здесь и в знак того, что эта территория отныне принадлежит Испании. Затем отряд спустился с горы и продолжал путь к берегу моря.

Лишь на четвертый день испанцам удалось наконец достигнуть побережья. Они очутились на берегу глубокой бухты. Это было 29 сентября 1513 года, в день святого Михаила. В честь него бухта получила название Сан-Мигель.

Было время отлива, и океан далеко обнажил дно бухты. Но как только начался прилив, Бальбоа в полном вооружении, держа в руке испанское знамя, вошел по грудь в воду залива и торжественно зачитал заранее составленную по его распоряжению грамоту:

«Я, Васко Нуньес де Бальбоа, вступаю во владение для кастильской короны этими южными морями, землями, берегами, гаванями и островами со всем, что в них содержится… И если иной царь или вождь, христианин или сарацин, заявит свои притязания на эти земли и моря, то я готов во всеоружии оспаривать их у него и воевать с ним во имя государей Кастилии, как настоящих, так и будущих. Им принадлежит и власть, и господство над этими Индиями, острова, как Северный, так и Южный, материки с их морями от Северного полюса и до Южного, по обе стороны экватора, внутри и вне тропиков Рака и Козерога… и ныне и во веки веков, пока будет существовать мир, до страшного суда над всеми смертными поколениями людей».