В Ильин - Саврасов. Рождение весны. Страницы жизни художника

«Что, если и мне попробовать? — подумал Алешка. — Пожалуй, отец раздобрится, перестанет считать рисование пустым делом!»

Только как за это взяться? С чего начать?

О том, чтобы сразу отправиться с картинками на толкучку, Алешка и подумать не мог — боязно. Еще осрамишься, чего доброго, на смех подымут.

Он решил сначала пойти приглядеться…

На толкучке у Проломных ворот Китай-города он и встретился с Сашей Воробьевым, «Воробьем», как чуть не с первого дня знакомства окрестил его Алешка.

Теперь они и сами бы не сказали, кто кого первый приметил. То ли Воробей обратил внимание на голенастого Алешку в больших, не по росту сапогах — отцовские донашивал. То ли Алешка на тщедушного Воробья — он сидел на земле у самой стены и уплетал кашу из железной миски.

Паренек опорожнил миску, пересчитал оставшиеся «грошики» и подмигнул Алешке:

— Айда чаевничать!

Ребята гляделись в натертый до блеска самовар, как в зеркало, — и покатывались от смеха. Уж очень они там смешно выглядели.

Потом отправились глазеть на товары, выставленные в бесчисленных лавчонках, а то и разложенные прямо на земле: диковинные подсвечники, старые книги, невесть какой давней моды одежда, засиженные мухами литографии.

Допоздна ребята бродили по городу, толкуя о том, о сем. Напоследок уговорились снова встретиться.

В этот день Алешка узнал о своем новом друге не так уж много.

Правда, Воробей рассказал, что в Москве у него никого нет — приехал из деревни: страсть как хотел взяться за учение. Но о том, куда поступил учиться, ни словом не обмолвился. И Алешке не пришло в голову спросить.

О том, что Воробей состоит воспитанником Училища живописи, живет помощью — не слишком щедрой! — господ-попечителей, Алешка узнал позднее. И с этого дня давние надежды перестали ему казаться такими несбыточными. Воробью тоже нелегко пришлось, а вот добился-таки своего! Чем же он хуже? Может, и ему посчастливится!

Правда, в свой план Алешка друга не посвятил. Если получится, можно и рассказать. А пока ни к чему…

Алешка не мешкая взялся за дело. Забрался на чердак, подальше от отцовских глаз, и принялся срисовывать журнальные картинки. Рисовал гуашью — красками, похожими на акварель, но более плотными, непрозрачными из-за добавленных в них белил.

Когда все было готово, Алешка свернул картинки трубочкой и, заранее робея — как-то все обернется? — отправился на толкучку. Но продал картинки не там, а в лавчонке на Никольской улице. Так долго толокся перед глазами торговца, что тот сам его спросил:

— Что там у тебя?

Торговцу книгами приглянулись три рисунка: «Рассвет», «Закат» и «Извержение Везувия».

Он бросил на прилавок несколько монет. Алешка, не считая, сгреб серебро в ладонь и выбежал на улицу.

Если бы отец был дома, Алешка, пожалуй, тут же все ему и выложил. Но отец все не приходил. И Алешку стали одолевать сомненья: так ли все получится, как он предполагал, не рассердится ли отец? И посоветоваться не с кем…

Алешкина мать умерла около трех лет назад. А до этого долго болела. В памяти остались бледное, уставшее от боли лицо, тонкие, лежащие поверх одеяла руки. Да еще словечко, которое мать произносила, грустно улыбаясь, а отец резко, осуждающе: «Непутевый!»

Мачеху Алешка встретил, потупив глаза: ждал плохого. Но быстро оттаял. Татьяна Ивановна была заботлива и улыбчива. Да и отец как-то помягчел. Словно светлее стало в доме с приходом Татьяны Ивановны.

Алешка, недолго думая, рассказал о своей коммерции мачехе.

Татьяна Ивановна слушала внимательно. Потом пересчитала Алешкин доход. Кое-какую мелочишку ему выделила. Остальное спрятала.

— Пока от отца в секрете держать будем.

У Алешки радостно екнуло сердце: вот как все ладно обернулось! Теперь будет у него в доме союзник, с которым можно всем поделиться. И он — уж выкладывать, так все до конца! — рассказал мачехе и о своем новом дружке: как познакомились, где учится — все, что сам знал.

— Что же в дом-то не пригласил? — укоризненно покачала головой Татьяна Ивановна.

Алешка об этом и думать не смел. Все это время они с Воробьем встречались в каком-нибудь условном месте: в соседском дворе, на Яузской плотине. А если Воробей появлялся в Гончарах нежданно-негаданно — вызывал Алешку свистом. А теперь Воробей сможет просто взять и прийти. Тут было чему порадоваться!

Уже на следующий день Алешка затащил Воробья к себе.

Поначалу Воробей сидел словно аршин проглотил. Будто боялся, что его вот-вот выставят. Но Татьяна Ивановна была к нему так внимательна, с таким радушием следила, чтоб не пустовала его тарелка, что Воробей осмелел, заулыбался…

Алешкин дружок чуть не каждый день стал бывать в Гончарах. Правда, в отсутствие Кондратия Артемьевича…

А сегодня, то ли отец вернулся раньше обычного, то ли заболтались друзья — не заметили, как на лестнице послышались тяжелые шаги Кондратия Артемьевича. Алешка начал было строить планы, как Воробью незаметно выбраться на улицу, но Татьяна Ивановна позвала мальчиков к столу.

Ребята переглянулись, словно их застали на месте преступления, и, подталкивая друг друга, двинулись в столовую.

— У нас сегодня Алешенькин дружок, — сообщила Татьяна Ивановна мужу.

Кондратий Артемьевич метнул на Воробья острый взгляд из-под густых бровей и занялся едой, однако то и дело посматривал на гостя, словно изучая его.

Воробей опустил глаза в тарелку. У Алешки душа в пятки ушла.

Только Татьяна Ивановна как ни в чем не бывало потчевала всех, рассказывала о том, как нелегко приходится Алешкиному дружку — никого из близких нет в Москве. Потом, будто ненароком, сообщила, что недавно Алеша ездил с ним в Сокольники рисовать.

— Попусту время тратил! — заметил отец.

— У Алеши талант. Ему учиться надо, — вступился за друга Воробей.

Татьяна Ивановна поддержала гостя: учитель-де говорит, что надо бы Алешеньку определить в рисовальные классы.

— Не будет этого — и никаких! — вскипел Кондратий Артемьевич.

И пошла баталия…

Алешка не заметил, как Воробей поднялся из-за стола, вышел из комнаты. Опамятовался только, когда хлопнула входная дверь, — выбежал следом. Да поздно: дружка и след простыл…

Алешка сидел и смотрел на воду, на отражающиеся в ней облачка. Если бы не ветка, кем-то брошенная в реку, казалось бы, что вода стоит на месте.

Уже стемнело, когда он направился к дому. Постоял у двери — тихо.

Алешка незаметно прошмыгнул в свой закуток. Через несколько минут к нему заглянула Татьяна Ивановна:

— Завтра приведи Сашу: мы перед ним виноваты.

Искать Воробья не пришлось: на следующий день сам заявился. Хотел было улыбнуться, не получилось:

— Надо же мне было сказать такое!