Линн Понтон - Сексуальная жизнь подростков. Открытие тайного мира взрослеющих мальчиков и девочек

— Ее мать Анна была моим единственным ребенком, — у Веры снова потекли слезы. — Она встретила мужчину. Ей было только девятнадцать, студентка. Она забеременела. Это было унизительно для нее и для меня. Она не говорила мне, пока не стало слишком поздно делать аборт. В России это было разрешено, если бы только она вовремя попросила. Мы ждали визы в Америку. Визы пришли, когда она была уже на шестом месяце. Я считала их божьим даром. Я упросила ее поехать со мной, сказав, что таким образом мы избежим позора и скажем людям, что ее муж умер. Я убедила Анну поехать. Я никогда не спрашивала ее об отце ребенка. И она никогда не говорила мне, понимая, что я не хочу знать об этом. Так мы попали в Америку, а через месяц родилась Анастасия, Стаси.

Некоторое время мы сидели молча. Вера больше не плакала, но все еще выглядела ошеломленной. Я не задавала ей вопросов и не делала замечаний. Важной частью лечения является знание того, когда нужно молчать, хотя я по натуре не сторонница молчания. Но здесь я интуитивно почувствовала, что надо молчать.

Вера постепенно успокоилась и открыла фотоальбом, чтобы показать мне выцветшие снимки Анны, худенькой девушки, стоящей с портфелем перед школой в Москве... Совсем молодая Вера, обнимающая дочь за талию... Они обе, склонившиеся над плитой с несколькими кастрюлями и вместе готовящие обед. Фотография на последней странице была такая затертая, что я с трудом различала фигуры, но наконец увидела мать и дитя, Анну и Стаси. Пока мы вместе разглядывали альбом, Вера рассказывала мне свою историю, и я знала, что она долго ждала возможности поделиться с кем-нибудь. Когда Анне было четыре года, ее отец умер, оставив Веру одну преодолевать трудности и растить дочь. Вера сказала, что эти годы были самыми счастливыми в ее жизни.

Я заглянула ей в глаза и мягко спросила:

— Вера, где Анна сейчас?

— Это было воспаление легких. Стаси исполнился только год. Когда мы прибыли, я не могла позволить себе отапливаемую квартиру. Анна несколько недель не говорила мне, что она больна. Я бы отправила ее к врачу, сколько бы это ни стоило. Мы же не отсталые люди. Она не должна была умереть.

— Конечно, — сказала я, — когда умирает ребенок, это всегда несправедливо.

Я спросила, каково ей пришлось одной растить Стаси. В ответ Вера только взглянула, и я поняла, насколько она еще живет памятью об Анне. Я удивилась, как много времени она провела здесь со Стаси. Теперь мне стало ясно, что, прежде чем я смогу помочь Вере со Стаси, я должна помочь ей с Анной. Ибо все это играет подспудную роль в отношениях Стаси с Ником, поэтом и ее другом по Интернету.

После встречи с Верой наедине я вновь встретилась со Стаси и Верой. Вера спокойным голосом рассказала внучке, почему она хотела поговорить со мной один на один. Она сказала, что все еще переживает потерю Анны и не примирилась с ее смертью и что эта встреча была особенно нужна ей, потому что Стаси взрослеет. Когда Вера произнесла это, Стаси вновь обняла ее за плечи.

— Я не собираюсь покинуть тебя, бабушка. У меня не будет такого воспаления легких. Посмотри на меня, я здорова как лошадь!

Стаси улыбнулась и широко открыла глаза с подведенными веками, ее красноватые волосы топорщились во все стороны. Мы все рассмеялись, обрадовавшись комической разрядке положения.

— Может быть, мы с твоей бабушкой получим возможность поговорить еще, когда кое-что прояснится, Стаси. Ты немного думаешь о своей матери?

— Когда мы с бабушкой рассматриваем фотографии, то думаю, — ответила девочка и после долгой паузы, в течение которой она играла браслетами, добавила: — Я немного думаю и о своем папе. Я освоила Интернет как раз для того, чтобы искать его. Так я встретилась с Ником.

— Ты встретила Ника, разыскивая своего отца? — спросила Вера. Я почувствовала, как напряжение опять стало наполнять мой кабинет.

— Бабушка, о чем ты думаешь?

— Я ни о чем не думаю. Детям твоего возраста нравится Интернет.

— Да, нравится:

— Ты нашла его? — спросила я.

— Пока нет.

Серебряный браслет слетел с запястья и ударился о кукольный домик под моим столом. Стаси соскользнула с кушетки на пол, подняла браслет и начала играть с маленькими пластмассовыми куколками в домике. Еще одна подрастающая девочка скачет по направлению от детства к взрослой жизни.

— Вы играете в кукольный домик с малышами, потерявшими родителей? — очень медленно спросила она.

— Иногда, Стаси.

— Помогает?

— Не всегда.

Я не спускала глаз со Стаси, но услышала, как Вера ищет в своей сумочке бумажный платок. Она вновь заплакала.

— Бабушка, мне хотелось узнать, где мой отец, ведь я тоже осталась без матери. Странно ли чувствовать потерю людей, которых ты никогда не видел или не помнишь? — спросила она, глядя на меня снизу вверх.

— Нет, Стаси, это совсем не странно. Не можешь ли ты рассказать немного больше, как ты ощущаешь потерю своей матери?

— Не знаю, только я думаю, что она со мной. Наверное, потом это будет много значить. Я не уверена почему.

— Ну, ты становишься старше.

— Да. Я догадываюсь, что это отчасти так. Мне как раз хотелось бы кое о чем спросить у нее.

— Например?

— Ну, например, на что было похоже то, когда она впервые влюбилась. На что похоже это чувство. Что она чувствовала, когда была беременна мной. И всякие такие дела.

— Каково быть женщиной.

— Точно, — сказала Стаси.

После нескольких минут молчания Стаси наконец обернулась, оставив один из своих браслетов в домике, и прямо взглянула на бабушку.

— Бабушка, мама не нарочно заболела воспалением легких. Ты ни в чем не виновата.

Мышцы на лице Веры расслабились. Полученное от Стаси прощение было для нее удивительным подарком, но его силы оказалось недостаточно, чтобы преодолеть склонность Веры к самообвинению.

— Я знаю, что не могу так хорошо заменить ее, Стаси.

— О, бабушка, конечно, ты хорошая. Вот только... Только есть такие вещи, о которых ты не хочешь разговаривать со мной. И я понимаю. Все сильно изменилось с тех пор, как ты была в моем теперешнем возрасте.

— О чем ты говоришь, Стаси? — спросила я.

— Ну, во-первых, компьютеры, — сказала она, улыбаясь Вере, которая слабо улыбнулась ей в ответ. — Но ты знаешь, доктор Понтон права. Мне четырнадцать, у меня много вопросов о... сексе, например. И о мальчиках. И о любви.

В этот момент Вера преодолела спазм, одновременно похожий и на рыдание, и на смех:

— Все не так сильно отличается, как ты думаешь, Анастасия.

— Ну, ты никогда не хотела разговаривать об этом.

— Что заставило тебя так подумать?

— Ты даже не хотела, чтобы я читала об этом?

— Ты еще такая молодая, Стаси...

Я прервала их.