Линн Понтон - Сексуальная жизнь подростков. Открытие тайного мира взрослеющих мальчиков и девочек

— Как это случилось?

— Мальчик из девятого класса нашей школы. Он помогал мне делать уроки. Мы каждый день после уроков ходили вместе в библиотеку. Мои родители каждый день работали в своем магазине до семи часов. Они не знали. Они думали, что я учусь.

— Как он выглядит?

Ее руки опустились, и слабый румянец разлился по ее лицу.

— Он разговаривал со мной, говорил обо мне удивительные вещи. Он был первым, кто делал это. Затем все немного изменилось, он обнимал меня. Я садилась к нему на колени, — она мельком глянула на меня, проверяя, понимаю ли я почему.

— Тебе было хорошо?

— Так хорошо. Мой папа обычно сажал меня на колени, когда я была маленькая.

— Ты хотела, чтобы он делал это и сейчас?

— Да. С тех пор, как они купили этот магазин, он все время работает. И так устает, что засыпает не раздевшись. Я думаю, что и мама тоже не хочет сажать меня на колени.

— Почему?

— Она думает, что я слишком большая. Я слишком большая.

— Ты слишком большая, чтобы посадить тебя на колени?

— Да. Хотя Раффи это не заботило.

Она снова улыбнулась и обняла колени руками, наклонившись вперед. Я не поняла, что она произнесла имя своего друга. Я видела, что она начинает мне доверять, но помнила выкрики ее матери.

— Мария, как ты воспринимаешь то, что сейчас услышала?

— Я напугана. У нас был секс только один раз. Я беспокоюсь, что мама собирается убить Раффи. Он не хотел. Я сама подтолкнула его.

— Ты его заставила?

— Не совсем, но начала я. Меня никто не принуждал. Моя мама кричит: «Кто это сделал с тобой?» Она не знает.

— Ты очень обеспокоена реакцией твоих родителей?

— Не папиной, а маминой.

— А чем отличается реакция папы?

— Ему это не нравится, но он не собирается называть меня проституткой.

— Мария, я знаю, ты только что узнала об этом, но ты подумала, что хотела бы сделать?

— Я думала об этом, но я не знаю. Вы пойдете со мной, когда я буду разговаривать с родителями?

— Пойду.

— Мне нужно поговорить и с Раффи тоже.

— Кажется, это хорошая мысль. Есть о чем поговорить. — С моря дул ветер, и она дрожала от холода. — Ладно, Мария, ты уже готова вернуться?

— Не совсем, но после этого никто не захочет встречаться с моей мамой.

Нам пришлось встретиться с ее мамой через несколько минут. Кэрол, мать Марии, за все время встречи с семьей ничего не сказала. Ее глаза были закрыты, она держалась за ограду розария и молилась. Вместо нее говорил отец Марии.

— Мы ей поможем. Меня не радует это, — он взглянул в глаза своей дочери, — но мы очень любим тебя и знаем, что сейчас нужны тебе. — Затем он обратился ко мне: — Ее старшая сестра работает у врача. Она нам поможет.

Мария благодарно посмотрела на него, и встреча закончилась спокойно.

На следующей неделе пришлось поработать. Я встретилась с Марией три раза: с ней одной, вместе с Раффи и вместе с ее матерью. К счастью, старшая сестра Марии Лиана поддержала ее и оказалась достаточно искушенной в том, какие варианты выбора есть у девочек, оказавшихся в положении Марии.

— Доктор Понтон, мы найдем лучших людей, чтобы поговорить с ней. Я хочу, чтобы она знала все варианты. У меня есть близкая подруга, которая консультирует по поводу абортов. Мария может поговорить с ней. Я работаю в больнице для приемных детей, где тоже консультируют. Знаете ли вы детей, которые решают вырастить ребенка?

— Знаю. Она может посетить Дом Святой Елизаветы и поговорить там с некоторыми девочками. Как у вас дела в семье?

— Тяжело. Мама еще не приняла это. Мы не знаем, что она думает. Она пока ничего не говорит.

— Лиана, Мария — ее ребенок. Очевидно, это очень тяжело для нее.

— В разговоре со мной она упомянула о сексе только однажды: «Никогда и ничего не делай до свадьбы, Лиана». Это все, что она сказала. Мне было тогда восемнадцать.

— Ваша сестра гораздо моложе, чем вы были тогда. — Вспомнив про кусты роз, я спросила: — Говорила ли когда-нибудь ваша мама о том, каковы ее чувства по поводу беременности подростков?

— Нет, я ничего не знаю про ее чувства, относящиеся к беременности, абортам, усыновлению и женитьбе подростков. Она никогда не говорила об этом. Меня это беспокоит, поскольку Марии нужна ее поддержка.

— Ну, — сказала я, — по крайней мере у нее есть вы и ваш папа.

Я вспомнила о словах Лианы во время встречи с Марией и ее матерью. Сеанс был трудным.

— Мария, ты опозорила меня. Я никогда не думала, что это может случиться с тобой.

Кэрол не выразила своего мнения о беременности Марии или о вариантах выбора (сделать аборт, отдать на усыновление или растить ребенка), но сказала: «Какая сейчас разница, если это случилось с моей дочерью?» Я поблагодарила ее за то, что она пришла, а Кэрол начала плакать.

— Меня беспокоит то, что я была ужасной матерью для своей дочери. Я не предупредила ее о сексе и назвала ее проституткой, когда узнала о беременности.

— Кэрол, упреки в свой адрес и в адрес своей дочери не помогут. Надо иметь мужество пережить это, и у вас с Марией оно есть, — я сказала это, будучи не вполне уверенной в своих словах. По крайней мере в отношении Кэрол.

Сеанс закончился объятиями Марии и Кэрол, но гнев Кэрол на себя и на свою дочь не исчез. Он уменьшался, но затем снова усиливался, и она опять упрекала дочь:

— Мария, как ты могла сделать такое со мной? — а потом обращалась ко мне: — Доктор Понтон, она была названа в честь Святой Девы. Как она могла забеременеть?

Через три недели, когда мы с Марией ели люмпию, я размышляла об этом. Оглядываясь на прошлое, я увидела, что реакция Кэрол на беременность своей дочери затмила ее озабоченность чувствами дочери. Чем больше мы разговаривали, тем больше я понимала: Кэрол была уверена, что ее ребенок будет защищен от беременности силой ее веры. Она не разговаривала со своими детьми о сексе, поскольку они были защищены от риска. Беременность Марии стала для нее ударом. Неспособность Кэрол поверить в то, что это действительно случилось, парализовала ее. Она не могла помочь дочери, потеряв себя в своей собственной борьбе. Когда ее гнев на Марию уменьшился, она рассердилась на Святую Деву, что та не защитила ее дочь. Я предложила отцу Марии поговорить со священником их прихода, чтобы тот встретился с Кэрол и исповедовал ее.

Мария тоже воспротивилась обсуждению своих чувств о том, что случилось с ней. Она беспокоилась о родителях и не хотела навредить им в дополнение к тому, что уже сделала.

В то утро мы с ней сидели и смотрели на туман, окутывающий мост, пили чай и ели выпечку, приготовленную ее матерью.

— Как ты себя чувствуешь?

— Тяжело. Знаете, я всегда была против абортов. Мне не верится, но я знаю, что не могу быть матерью, по крайней мере именно сейчас.