Валерий Губин - Я познаю мир. Философия

П. Сорокин в своем многотомном исследовании «Социокультурная динамика» выделяет три типа культуры, последовательно сменявших друг друга в человеческой истории, — идеациональную, идеалистическую и чувственную. Они, по его мнению, обнаруживаются в египетской, вавилонской, греко-римской, индуистской, китайской истории.

Идеациональная культура ориентирована на вневременные, вечные ценности, главной ценностью в ней является Бог. Церковь — прямо или опосредованно — стоит у власти, господствует строгая дисциплина во всем обществе, искусство носит религиозный характер, сюжеты живописи и литературы взяты из религиозных мифов.

Идеациональные культуры существовали в Брахманской Индии, в Греции с VIII по конец VI века до н. э., в Европе в IX—XII веках.

Чувственная культура ориентирована на материальные чувственные интересы, на удовлетворение материальных потребностей. Власть здесь, как правило, принадлежит народу, господствует демократия. Ей сопутствуют войны, политические и финансовые кризисы, нищета, безработица, падение нравов. Элементы этой культуры зародились еще в XVI веке, но стали доминирующими в Европе с конца XIX века.

Идеалистическая культура является синтезом первой и второй культуры, она берет все лучшее из них и наиболее благоприятна для развития и прогресса людей. Идеалистическая культура господствовала в Греции в V—IV веках до н. э., в XIII—XIV и в XVII — XVIII веках в Западной Европе.

Особенно явственно проявляется различие культур в искусстве. Темой идеационального искусства является сверхчувственное царство Бога, ангелы, святые и грешники, душа. Оно мало внимания уделяет личности, предметам, среди его произведений нельзя найти какого-нибудь реального пейзажа, жанровой сцены, портрета. Его цель — не развлекать, а приблизить к Богу. Как правило, это творчество не одного профессионального художника, а безымянного коллектива верующих.

Чувственное искусство, в противоположность идеациональному, живет и развивается в мире реальных чувств: реальный портрет, реальный человек, реальные события. На зрелой ступени его любимые герои — преступники, сумасшедшие, лицемеры, мошенники, уличные мальчишки. Цель искусства: доставить чувственное наслаждение, пощекотать усталые нервы, развеселить, развлечь. Почти все западное искусство XX века — чувственное.

Идеалистическое искусство стоит посередине между идеациональной и чувственной формами искусства. Его герои — то боги, то реальный человек, но в самом благородном его проявлении. Оно не замечает ничего недостойного, вульгарного, уродливого. Его стиль спокоен и невозмутим. Типичный пример — «Гамлет» или «Дон-Кихот».

В настоящее время, считает Сорокин, наступил жесточайший кризис. Мы оказались в эпицентре громадного пожара, сжигающего все до основания. Всего за несколько недель он уносит миллионы человеческих жизней, за несколько часов уничтожает города с многовековой историей. Нищета, растущая день ото дня, простирает свою зловещую тень, охватывая все новые территории. Многие продолжают думать, что это обыкновенный кризис, подобный тем, которые уже случались в западном обществе по нескольку раз в столетие.

Между тем это не просто экономические или политические неурядицы — кризис затрагивает почти всю западную культуру и общество, все их главные институты. Этот кризис заключается в распаде основополагающих форм западной культуры и общества последних четырех столетий, в разрушении преобладающей чувственной культуры. Он глубже и глобальнее любого другого кризиса. Он так далеко зашел, что его можно сравнить только с теми четырьмя кризисами, которые имели место за последние три тысячи лет общей истории греко-римской и западной культуры. Мы живем и действуем, считает Сорокин, в один из поворотных моментов истории человечества, когда одна форма культуры и общества (чувственная) исчезает, а другая форма лишь намечается.

Кризис отмечен необычайным взрывом войн, революций, анархии и кровопролитий; социальным, моральным, экономическим и интеллектуальным хаосом; возрождением отвратительной жестокости, дискредитацией больших и малых ценностей человечества; нищетой и страданием миллионов.

Ни Гитлер, ни Сталин, ни Саддам Хусейн, ни Хрущев и ни Брежнев не создали этот кризис, наоборот, кризис сделал их такими, каковы они есть, — его инструментами и марионетками.

Нет в истории закона, по которому каждая культура проходит стадии детства, зрелости и смерти — это все поверхностная биологическая аналогия. Настоящий кризис представляет собой разрушение чувственной формы западного общества и культуры, за которым последует новая интеграция, возникнет новая культура, скорее всего идеациональная, вновь возрастет роль религии в жизни общества.

Никто сейчас не может точно предсказать форму следующей культуры. Древние китайцы говорили: не дай вам бог жить в эпоху перемен! Мы живем именно в такую эпоху — тревожную, страшную, полную потрясений и катаклизмов, но в то же время самую интересную эпоху за последние четыре тысячи лет.

В русском народе, по Н. Бердяеву, совмещаются совершенно несовместимые противоположности. Противоречивость и сложность русской души связана с тем, что в России сталкиваются и взаимодействуют два потока мировой истории — Восток и Запад. Русские — не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия соединяет в себе два мира, и всегда в русской душе боролись два начала: восточное и западное.

Есть соответствие между необъятностью, бесконечностью и русской земли, и русской души. Русскому народу трудно было овладеть такими огромными пространствами и оформить их. Поэтому у него всегда была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы. Русский народ, считает Бердяев, не был народом культуры по-преимуществу, как народы Западной Европы, он был народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности.

Два противоположных начала легли в основу русской души: языческая дионисийская стихия и аскеткчески-монашеское православие. Отсюда и противоположные свойства в народе: преклонение перед государством и анархизм, жестокость и доброта, индивидуализм и страсть перед всякими объединениями, национализм и всечеловечностъ, искание Бога и воинствующий атеизм, смирение и наглость, рабство и бунт.

Для русской истории, считает Бердяев, характерна прерывность, и разные ее периоды давали разные образы: Россия киевская, Россия времен татарского ига, Россия московская, Россия петровская и Россия советская. (Есть еще и шестая, до которой не дожил Бердяев — Россия постсоветская.)