Валерий Губин - Я познаю мир. Философия

Долгое время силы русского народа оставались как бы в неразвитом состоянии. Все его силы уходили на то, чтобы сохранить огромную территорию. Государство крепло, а народ хирел.

История русского народа была одной из самых мучительных историй: борьба с татарскими нашествиями и игом, постоянное усилен и о государства, смутная эпоха, раскол, насильственные петровские реформы, крепостное право, гонения на интеллигенцию, казнь декабристов, безграмотность народной массы, неизбежность революции и ее кровавый характер. И, наконец, самая страшная в мировой истории война.

Особым, только в России существующим социальным образованием была интеллигенция. Это был не социальный, а идеалистический класс, считал Бердяев: класс людей, цепи ком увлеченных идеями и готовых во имя них идти в тюрьму, на каторгу и на казнь. Основной чертой интеллигенции была беспочвенность (отщепенство, скитальчество, невозможность примирения с настоящим, устремленность к грядущему).

Одиночество Чацкого, беспочвенность Онегина и Печорина — черты, упреждавшие появление интеллигенции. Она вербовалась из разных слоев — сначала из дворянской, потом из разночинной среды. Лишний человек, кающийся дворянин, потом активный революционер — вот последовательные стадии в существовании интеллигенции.

Интеллигенция была поставлена в трагическое положение между властью и народом: с одной стороны, ее никогда не пускали во власть; с другой стороны, ее никогда не понимал народ. Интеллигенция и была раздавлена этими двумя силами. Отсюда острое ощущение пустоты, уродства, бездушия и мещанства всех достижений мирового и российского развития, революции, цивилизации.

Бердяев заканчивает свое размышление над русской историей словами Александра Невского: «Не в силе Бог, а в правде». Трагедия русского народа, считает он, в том, что русская власть никогда не была верна этим словам.

Петр Яковлевич Чаадаев (1794—1856) — русский мыслитель и публицист. Друг А Пушкина. В начале жизни сделал военную карьеру, дослужился до больших чинов, но потом вдруг все бросил, вышел в отставку, занялся литературой, философией. Сошелся с декабристами, был принят в Северное общество. Перед восстанием уехал за границу, встречался там с крупными западными мыслителями. В 1836 году в журнале «Телескоп» было опубликовано первое из «Философических писем», которое вызвало резкое недовольство властей. Чаадаев «высочайшим повелением» был объявлен сумасшедшим и посажен под домашний арест.

В своих знаменитых «Философических письмах» П. Чаадаев подверг критическому пересмотру всю русскую историю. Россия лежит между Западом и Востоком. Упираясь одним локтем в Китай, а другим в Германию, мы, писал Чаадаев, должны были бы соединить в себе два великих начала: воображение и рассудок. Мы должны были бы взять все лучшее из окружающих стран, но ничего не взяли. Все страны двинулись вперед, и только Россия до сих пор спит.

У каждого народа была своя юность, время великих страстей, широких замыслов. У нас все было иначе: сначала дикое варварство, потом грубое невежество, затем свирепое и унизительное иноземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша национальная власть, — такова печальная история русской юности.

Мы не принадлежим, подчеркивал Чаадаев, ни к одному из великих семейств человеческого рода; ни к Востоку, ни к Западу, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не затронуты всемирным воспитанием человеческого рода.

Мы принадлежим к числу наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру важный урок того, как не нужно жить, мы составляем пробел в нравственном миропорядке. Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению к нам. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили, а из того, что выдумали другие, мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь.

В этом, считал Чаадаев, виновата православная религия. Это религия дряхлая, она всегда шла на поводу у власти, никогда не организовывала народ, не вдохновляла его на великие свершения, тогда как католицизм с его военно-монашескими орденами, крестовыми походами, завоеваниями новых земель значительно повлиял на развитие многих стран, а протестантизм дал мощный толчок развитию капитализма.

Без сомнения, писал Чаадаев, мы христиане, но и эфиопы тоже христиане. Христианство должно объединять и направлять духовное развитие общества, так что Россия нуждается в оживлении веры, в том, чтобы получить истинно христианский импульс.

А. С. Пушкин возразил Чаадаеву по поводу первого «Философического письма»: разделение церквей (у нас православная церковь, а на Западе — католическая) отъединила Россию от остальной Европы, и она не принимала участия ни в одном из великих событий, которые потрясали Европу. Но у России было свое особое предназначение.

Ее необъятные просторы поглотили монгольское нашествие. Татары побоялись оставить нас в тылу, и западная цивилизация была спасена. Нашим мученичеством, считает Пушкин, энергичное развитие католической Европы было избавлено от помех.

Что же касается исторической ничтожности России, то Пушкин решительно не согласен с Чаадаевым. Даже княжеские междоусобицы — это жизнь, полная кипучего брожения и пылкой бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов. Пробуждение России, развитие ее могущества, оба Ивана (III и IV), величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, — как, неужели все это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр I, который привел нас в Париж?

И наконец, писал Пушкин, разве Чаадаев не находит ничего значительного в теперешнем положении России — чего-то такого, что поразит будущего историка? Разве и в будущем Россия останется в стороне от Европы? Действительно, в нашей российской действительности много глупостей и неурядиц, многое оскорбляет и раздражает, но тем не менее, говорит Пушкин, он ни за что на свете не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой истории, какую нам дал Бог.

Спор Чаадаева и Пушкина — это извечный спор русских интеллигентов о судьбе России. Одни считали, что русская история — это сплошное недоразумение, что Россия — типично азиатское деспотическое государство с некоторыми декоративными элементами европейского управления, с задавленным и необразованным народом, который в силу своей темноты поддерживает деспотию. И самое лучшее для мыслящего человека — это эмигрировать: или за границу, или уйти в себя. Об этом писал Лермонтов: