Виталий Бианки - Вести из леса

А когда мы опять прибежали к пенькам, так нашли место, где опёнок прямо ужас! Прямо ужас! И не только около пеньков, а даже прямо на земле между листьями. А были грибочки, которые забрались на дерево высо-о-ко, мне до подбородка. И росли там прямо на дереве, как сучки.

Мы с Маринкой скорей, скорей нахватали грибов и подрали домой. А Маринка по дороге зацепилась ногой за ветку, шлёпнулась и все свои грибы развалила. Шляпки у них отдельно, ножки отдельно, смех!

Прибежали домой. Скорей, скорей грибы пораспихали куда попало, даже в абажур, даже в мои трусики. А Маринка и говорит:

— Давай, Наташка, возьмём сейчас зонтик. Сколько там ещё грибов осталось! Раскроем зонтик, да так и понесём его за спицы.

И вот мы наложили полный зонтик и понесли. А зонтик верхушкой всё за иван-чай и за разные ветки цепляется. А спицы чуть что, — ломаются. Пока несли, все спицы поломались. Ну еле-еле дотащили! Только успели вывалить все грибы на пол, а тут явилась мама. Маринка кинулась к маме и заорала:

— Мама, давай скорей корзинку! Вываливай пока всё на пол! Там ещё ужас сколько грибов осталось! Ужас.

А мама на нас:

— Девочки, да вы что? С ума сошли?

И давай нас ругать. Хотела даже все наши опёнки выкинуть на помойку. Но тут пришла молочница и сказала, что опёнки можно солить. И мы с Маринкой уж постарались, чтобы мама нас простила. И упросили её, чтобы она позволила нам самим посолить свои опёнки.

Мы насолили полную кадушку. Только одних шляпок полную кадушку. Разложили их по дну, потом посолили, потом опять сверху разложили и посолили. А когда кадушка была полна, сверху накрыли грибы тряпкой, потом деревянным кружком, а на него положили камень. Он потом утонул в опёночном соке.

А какие вкусные вышли солёные опёнки!

Выбежала Лиса на бережок и видит: Заяц травинки стрижёт, а водяная Крыса сочный корешок зубрит.

Лису увидели — жевать перестали.

Крыса Зайцу шепчет:

— Удрать успеем — сперва давай послушаем. Она нам сейчас про погоду петь начнёт!

— Приятного аппетита, соседи! — запела Лиса. — А погодка-то, погодка какая, одно слово — осень!

Заяц и Крыса переглянулись.

— Зима на носу, холода надвигаются. Я уж себе и шубу зимнюю купила — тёплую!

Заяц и Крыса ни звука.

— А как у вас с одёжкой дела, как вы к зиме приготовились?

— Ничего, приготовились! — буркнула Крыса. — Моя шуба не только греет, но и от сырости спасает. Вылезу из воды, встряхнусь — и сухая!

— И я не жалуюсь! — пробубнил Заяц. — Моя шубка белая и греет, и от злых глаз скрывает!

Тут водяная Крыса хихикнула и прошептала:

— Сейчас, Заяц, она нас хвалить начнёт. Я старая Крыса, уж я знаю!

— Выходит, соседи, что вы лучше моего к зиме приготовились! Вот у кого уму-разуму поучиться! У одной шуба непромокаемая, у другого защитная! Да что-то я глазам не верю, дали бы пощупать.

— Ну вот, теперь, Заяц, — пора! Хватит слушать. Уноси свою шубу, пока цел. Да и я за тобой. Меня, Крысу, не проведёшь — не смотри, что у меня хвост голый!

Лиса бросилась вперёд. Но от Зайца и Крысы и след простыл!

Скворцы прилетели!

Это такое же радостное известие, как «прилетели грачи», «прилетели жаворонки». Радостное потому, что вместе с грачами, скворцами и жаворонками летит к нам весна — лучшая пора года. Весна, за весной лето — радости-то сколько!

Скворцы прилетели!

Но сейчас не весна, сейчас осень. Где же можно услышать такие слова?

Можно услышать, мне довелось. Но сказаны они были не радостным, а печальным-печальным голосом.

— Скворцы прилетели, — сказал человек тихо и задумчиво. — Значит, впереди осень, слякоть и холод. Значит, ветры, дожди и туманы. Значит, прощай, красное лето, здравствуй, зима.

Да, не весна, а зима!

Потому что скворцы, те самые скворцы, что когда-то принесли к нам с юга весну, сейчас несут от нас на юг осень. В лесах, скверах и парках на берегу Чёрного моря появляются они осенью густыми стаями; все сразу обращают на них внимание.

Скворцы прилетели… Нет, не радостное это там событие! Ведь за скворцами надвигается зима.

Так по-разному могут звучать одни и те же слова!

Видно, не в словах дело, а в том, чтó за ними таится.

Ну и погодка, чтоб ей ни дна, ни покрышки! Дождь, слякоть, холод, прямо — брр!.. В такую погоду добрый хозяин собаку из дому не выгонит.

Решил и я свою не выпускать. Пусть дома сидит, греется. А сам взял ружьё, взял бинокль, оделся потеплее, надвинул на лоб капюшон — и пошёл! Любопытно всё-таки поглядеть, что в такую погоду зверьё делает.

И только вышел за околицу, вижу — лиса! Мышкует, — промышляет мышей. Рыскает по жнивью, — спина дугой, голова и хвост к земле, — ну чистое коромысло!

Вот легла на брюхо, ушки торчком — и поползла, видно, мышек-полёвок заслышала. Сейчас они то и дело вылезают из норок — собирают себе зерно на зиму.

Вдруг вскинулась всем передом, пала передними ногами и носом на землю, рванула, — вверх взлетел чёрный комочек — мышь. Лиса разинула зубатую пастишку, поймала мышь на лету. И проглотила, даже не разжевала.

Да вдруг и заплясала!

Подскакивает на всех четырёх, как на пружинках. То вдруг на одних задних запрыгает — как цирковая собачка — вверх-вниз, вверх-вниз! Хвостом машет, розовый язычок от усердия высунула.

Я давно лежу, в бинокль за ней наблюдаю. Ухо у самой земли — слышу, как она лапками топочет. Сам весь в грязи вымазался.

И чего она пляшет, — не пойму! В такую погоду только дома сидеть, в тёплой, сухой норе. А она вон чего выкомаривает, фокусы какие ногами выделывает: тук-тук-тук! тук-тук-тук!

Надоело мне мокнуть, я вскочил во весь рост. Лиса увидала, — тявкнула даже с испугу. Шасть в кусты, — только я её и видел!

Обошёл я жнивьё и, как лиса, всё себе под ноги гляжу.

Ничего примечательного: размокшая от дождей земля, порыжелые стебли.

Лёг по-лисьему на живот — не увижу ли так чего?

Вижу: много мышиных норок. Слышу: в норках мыши пищат.

Тогда вскочил я на ноги — и давай лисий танец отплясывать! На месте подскакиваю, ногами топочу, — только что язык не высовываю.

Тут как поскачут из-под земли перепуганные мыши-полёвки! Из стороны в сторону шарахаются, друг с другом сшибаются, пищат пронзительно… Был бы я лисой, так…