Владимир Дубовка - Желтая акация

Сымон Васильевич согласился с этим мнением.

— Перед тем как обсудить наши практические выводы, я хотел бы, неофициально разумеется, рассказать вам об одном случае из своей жизни… Когда я, еще в старое время, держал экзамены в учительскую семинарию, нам дали задание написать сочинение на тему: «Что побудило меня поступать в учительскую семинарию». А имейте в виду, что на тридцать пять вакансий поступало сто тридцать девять человек. Единица, полученная за диктант или сочинение, лишала права держать дальнейшие экзамены. Все более ловкие и опытные, как один, писали, что их побудило «желание послужить вере, царю и отечеству на ниве народного просвещения». Я не был таким хитрецом и написал попросту и честно: «Мой отец бедняк, а к науке я способный. Учить меня дальше он не имеет возможности, так как всюду надо платить деньги за обучение, за квартиру и питание. А их у нас нет. Узнали мы, что есть такая школа, где не только бесплатно учат, но еще и деньги дают. Вот я и приехал сюда держать экзамены, так как очень мне хочется стать образованным человеком». Мое сочинение шло вразрез со всеми установками, со всей позицией старой школы. Но в нем не было ни одной грамматической или стилистической ошибки. Представьте себе, Нина Ивановна, мне поставили пятерку, а не единицу. Это значит, я получил право держать дальнейшие экзамены, выдержал их на «отлично» и был принят в семинарию стипендиатом. Представьте себе также, что из тех кандидатов, которые так красноречиво писали о своем «желании» «служить вере, царю и отечеству», но наделали грамматических и стилистических ошибок, только сорок пять получили по единице. У некоторых были двойки, тройки. Во всяком случае, «квасной патриотизм» им не помог… Что это все значит? Учитель, дававший оценку, не был гоголевским чиновником. Он мыслил. Имел совесть и сердце. Почему же мы, советские учителя, которые сами недавно были пионерами, комсомольцами, порой так враждебно относимся к подобным себе, не поддерживаем, а норовим обрывать их горячие стремления и мечты?..

Нина Ивановна вскочила со своего места:

— Сымон Васильевич! Товарищи! Я просто растерялась… Я чувствую, что сделала что-то не то, и теперь мне трудно найти выход. Я сама сочувствую таким исканиям, ведь я мечтательница по натуре. В плане занятий по биологии на весенне-летний период у меня были предусмотрены точно такие проблемы, за которые ратует Адам Скрипка…

Сымон Васильевич удивился и немного усомнился:

— А куда и как исчезли они из вашего плана?

— Мне их вычеркнул инспектор товарищ Бараболка.

— Почему же вы мне ни слова об этом не сказали?

— Он назвал это криминалом и добавил, что, только жалея меня, оставляет дело без последствий, но предупредил, чтобы я никому об этом не говорила. Вот почему, когда Адам Скрипка написал свое сочинение, я просто испугалась и поставила ему единицу…

— Ну, знаете, — возмутился Сымон Васильевич, — тут что-то не так! Никаких криминалов у вас быть не могло. Это — раз. А во-вторых, не сказать директору школы — это действительно… нехорошо. Может, вы сделаете одолжение и зачитаете нам те пункты, которые вам вычеркнул Бараболка?

— Пожалуйста! Они у меня с собой… «Собрать сведения у населения, какими дикорастущими растениями и какими пищевыми суррогатами питались люди в тяжелые годы (война, оккупация и т. д.). Собрать гербарий растений, витрину образцов суррогатов…

Собрать гербарий всех полезных дикорастущих растений нашей округи, с ботаническим описанием каждого, с характеристикой качеств, а также с описанием способов их употребления…

Провести практические занятия по прививке кедра сибирского на сосну, по выращиванию черноягодного паслена, по посадке водяных орехов в заводях нашего озера».

Пожав плечами, Сымон Васильевич сказал сразу после прочтения этих «крамольных», с точки зрения Бараболки, пунктов:

— Не знаю, как товарищи, но я никак не могу понять: в чем тут «криминал»? Может, вы, Нина Ивановна, дадите нам дополнительное объяснение? Надо полагать, в беседе с вами он был более откровенен?

— А как же! «Нам, — уверял он, — все это не нужно. Все это не имеет… хозяйственного значения».

— Нет, Нина Ивановна! Вы очень хорошо сделали, что включили в свой план такие вопросы… Плохо только одно, что не сообщили мне о своем разговоре с Евстигнеем Поликарповичем — и об этих важных пунктах.

— Я не сказала… Видите, он все пытался узнать: сама ли я внесла такие пункты или с санкции директора. Я ответила, что сама, что на педагогическом совете мой план еще не обсуждался. «Тогда, — посоветовал он, — вычеркнем их, и на том конец. Вы — молодая учительница, жизни хорошо не знаете. Никому только не говорите, а я тоже закрываю глаза на всю эту историю». Вот я и молчала…

— Хорошо. Согласимся на минуту, что он был прав, выступая против первого и даже второго пунктов, — сказала Алеся Сильвестровна. — Но что же он, разрешите узнать, имел против кедра и водяных орехов, например?

— О, это еще интереснее! «Я никогда в жизни не слышал, — твердил он, — чтобы кто-то прививал хвойные деревья на хвойные. Это чудачество какое-то, не надо детские головы забивать такими глупостями». Черноягодный паслен, по его мнению, — это какая-то вообще отрава. А про водяные орехи: «Еще, чего доброго, дети утонут, сажая или собирая их. Тогда кто будет отвечать? Вы тогда и на меня будете ссылаться, скажете, что план утвержден инспектором… Ни в коем случае. К черту все, что связано с глубокой водой…»

Тит Апанасович даже захохотал:

— Простите меня, товарищи, за мою неделикатность и несдержанность… Но это же не анекдот! Он действительно любит плавать на мелких местах. Я однажды купался с ним вместе, так до сих пор забыть не могу… Я плаваю на самой стремнине, а он около бережка, около бережка, упираясь ногами и руками в дно…

Сымон Васильевич не на шутку рассердился, что с ним случалось редко.

— Его личные вкусы нас мало интересуют… Давайте, товарищи, ближе к делу. Я предлагаю конкретно: записать в протоколе нашего совета, что эти три пункта, зачитанные Ниной Ивановной, мы включаем в ее план и утверждаем их. Вы только подумайте: какой интересный материал, нужный не только для одной нашей школы, подготовила Нина Ивановна, а тут… Кто за это предложение? Все? Очень хорошо. Так и запишем.

— Пора домой!

— Сейчас, сейчас, Елена Осиповна! Мы подошли к нашему главному вопросу — об инциденте… Для восстановления нарушенного контакта и добрых отношений учеников восьмого класса с учительницей Ниной Ивановной мы сообща должны сделать вот что. Во-первых, посоветовать Нине Ивановне отметку в журнал не вносить. Во-вторых, использовав удобный случай — начало активной работы в саду и огороде, — провести общее собрание юных натуралистов, а фактически учеников всех классов, на котором обсудить план весенне-летне-осенних работ по биологии, включив, разумеется, и восстановленные нами пункты. Как раз эти пункты больше всего интересуют учеников. В-третьих, на собрании мы с вами дополнительно внесем предложение включить в план несколько дальних экскурсий и интересных походов. Почему я говорю — на собрании, а не сейчас? Мне надо будет согласовать эти вопросы в районных организациях. Разговор идет о материальной стороне вопроса. Я узнаю точно, получим ли мы деньги для этой цели. Без средств в далекие экскурсии посылать своих учеников мы не сможем. А сегодня вечером я лично поговорю со Скрипкой. Мне думается, что он на очередном уроке извинится перед Ниной Ивановной, а Нина Ивановна, в свою очередь, найдет возможность сгладить всю эту историю, и дело пойдет у нас хорошо, как шло до сих пор. Как вы относитесь к таким соображениям?