Коллектив авторов - Литература. 10 класс

Все действия градоначальников совершенно фантастичны, бессмысленны и часто противоречат одно другому. Один правитель вымостил площадь, другой ее разместил, один строил город, другой его разрушает. Фердыщенко путешествовал на городской выгон, Бородавкин вел войны за просвещение, одной из целей которых было насильственное введение в употребление горчицы, Беневоленский сочинял и разбрасывал по ночам законы, Перехват-Залихватский сжег гимназию и упразднил науки и т. д. Несмотря на разнообразный характер их безумств, есть нечто общее, что лежит в основе их деятельности, – все они секут обывателей. Одни «секут абсолютно», другие «объясняют причины своей распорядительности требованиями цивилизации», а третьи «желают, чтобы обыватели во всем положились на их отвагу». Даже исторические времена в Глупове начались с крика: «Запорю!»

Завершает «Историю одного города» правление Угрюм-Бурчеева, градоначальника, наводившего ужас своей внешностью, действиями, образом жизни и названного прохвостом не только потому, что он занимал эту должность в полку, но потому, что был прохвостом «всем своим существом, всеми помыслами». Портрет его, отмечает писатель, «производит впечатление очень тяжелое».

«Градоначальническое вещество» Угрюм-Бурчеева породило «целый систематический бред». Идея «всеобщего осчастливливания» через казарменное устройство общества вылилась в разрушение старого города и построение нового, а также в стремление остановить реку. Угрюм-Бурчееву не нужно было «ни реки, ни ручья, ни пригорка – словом, ничего такого, что могло бы служить препятствием для вольной ходьбы…». Город он разрушил, но река не поддалась безумцу. Казарменное правление Угрюм-Бурчеева вбирает в себя наиболее яркие приметы реакционных, деспотических политических режимов разных стран и эпох. Образ его представляет широкое обобщение. Щедрин предупреждает: «Нет ничего опаснее, как воображение прохвоста, не сдерживаемого уздою».

Через различные образы градоначальников перед читателями предстает истинный характер российской власти, которая рано или поздно должна исчерпать себя и исчезнуть, что и показано в щедринской истории города Глупова.

Сатирическому осмеянию в книге подвергнуты не только градоначальники, но и народ в своей рабской готовности терпеть. Рассказывая о корнях происхождения жителей города Глупова, Салтыков пишет, что когда-то они именовались «головотяпами». (Они «имели привычку «тяпать» головами обо все, что бы ни встретилось на пути. Стена попадается – об стену тяпают; Богу молиться начнут – об пол тяпают».) После основания города они стали называться «глуповцами», и это название отражает их сущность. Не способные существовать самостоятельно, глуповцы долго искали себе князя и наконец нашли такого, который открыл свое правление криком «Запорю!». С этого слова и начались исторические времена в городе Глупове. С горькой иронией описаны восторги и слезы глуповцев, приветствующих очередного правителя, устраивающих бунты, посылающих ходоков, охотно выдающих зачинщиков после бунта, обрастающих шерстью и сосущих лапу от голода.

Крепостного права уже нет, а сущность отношений между народом и властью, рабское сознание людей осталось прежним. Глуповцы трепещут при любой власти, они покорно выполняют любой фантастический бред градоначальников, которому нет границ. Сатирический смех перерастает в горечь и негодование, когда заходит речь о бедственной судьбе народа, страдающего под начальственным игом и тем не менее продолжающего так жить. Терпение глуповцев бесконечно. «Мы люди привышные!.. мы претерпеть могим. Ежели нас теперича всех в кучу сложить и с четырех концов запалить – мы и тогда противного слова не молвим».

«Несмотря на непреоборимую твердость, глуповцы – народ изнеженный и до крайности набалованный, – иронично замечает автор. – Они любят, чтоб у начальника на лице играла приветливая улыбка… Бывали градоначальники истинно мудрые… но так как они не обзывали глуповцев ни «братцами», ни «робятами», то имена их остались в забвении. Напротив того, бывали другие… которые делали дела средние… но так как они при этом всегда приговаривали что-нибудь любезное, то имена их не только были занесены на скрижали, но даже послужили предметом самых разнообразных устных легенд». Мудрый правитель глуповцам и не нужен – они просто не способны оценить его.

Салтыков отвергал обвинения в свой адрес в бесцельном глумлении над народом. Если этот народ производит Бородавкиных и Угрюм-Бурчеевых, говорил он, то о сочувствии к нему не может быть и речи. Главная причина бедствий народа – в его пассивности. Глуповцы не совершили еще никаких действий, «по которым можно было бы судить о степени их зрелости». Не признать этой горькой истины писатель не может.

Главное, что отличает глуповцев от их властителей, – это то, что они не лишены человеческого содержания, они остаются людьми и вызывают к себе живое сочувствие. Несмотря ни на что, глуповцы продолжают жить, что указывает на их огромную внутреннюю силу. Когда же эта сила прорвется наружу? – задает вопрос писатель. Только с приходом Угрюм-Бурчеева с его попытками укротить природу глуповцы начали осознавать дикость происходящего. «Изнуренные, обруганные и уничтоженные», они взглянули друг на друга– и вдруг устыдились. И прохвост уже не пугал глуповцев, он раздражал их. Глуповцы изменились. Деятельность прохвоста заставила их содрогнуться, и они задумались, «была ли у них история, были ли в этой истории моменты, когда они имели возможность проявить свою самостоятельность». И ничего не вспомнили.

Финал книги, когда появилось полное гнева оно, символичен и неоднозначен. Что это? Стихийное бедствие? Божья кара? Бунт? Или что-то иное? Щедрин не дает ответа. Конец подобного устройства жизни неизбежен, а как он произойдет, естественно, писатель не знал.

Художественные особенности повествования обусловлены задачами, которые ставил перед собой писатель-сатирик. Чтобы глубже постичь особенности российской действительности, ярче изобразить их, Щедрин ищет новые формы сатирической типизации, новые средства выражения авторской позиции, придает своим образам фантастический характер, использует разнообразные художественные приемы.

В «Истории одного города» на протяжении всего повествования реальное переплетается с фантастическим. Фантастика становится методом сатирического изображения действительности. Невероятные ситуации, невероятные происшествия подчеркивают алогизм и абсурдность реальности.