Владимир Соловьев - Степан Разин и его время

«Прелестные» грамоты, насколько можно о них судить по отрывочным и, как правило, весьма тенденциозным (пристрастным) сообщениям, писались отнюдь не по одному и тому же трафарету. У них разный как по сословному (посадские люди, стрельцы и солдаты), так и по национальному (русские, украинцы, татары, чуваши, мордва) составу адресат. Были даже прокламации с наказом к восставшим массам не трогать и не разорять тех дворян, которые поддерживают движение. Все это свидетельствует об определенной тактической гибкости разинцев, умении их нешаблонно, творчески мыслить.

Боярское правительство, конечно, стремилось всячески извратить и исказить социальный смысл крупнейшего классового выступления народа и, надо сказать, весьма в этом преуспело. Но не до конца. Иначе в деловой документации, в другого рода источниках не было бы столь откровенно воспроизведено содержание повстанческих грамот. К примеру, в уже упоминавшемся хронографе более позднего времени читаем: «И тако той Стенько Разен пойде с тем намерением чтоб ему прийти во град в Москву, и всех князей и бояр и знатных людей и все шляхетство (дворянство. — Авт. ) российское побить, искоренить всякое чиноначалие и власть, и учинить то, чтоб всяк всякому был равен. И на то, — говорится в хронографе, — писал письменные листы, и послал наперед себя по городам, селам и деревням, возвещая то свое злое намерение».

Конечно, приведенные слова, говоря современным языком, не передают всей глубины и сущности социально-политических установок предводителя движения, других его руководителей. Однако не исключено, что Разин и разинцы формулировали свою конечную цель именно так прямо и конкретно. Ведь по сути дела разве не эту идею сам атаман и его «вольное сбранье», как именует народная песня разинских сподвижников, стремились упорно и последовательно реализовать на местах? Вопреки старинной пословице «В лесу лес не ровен, в миру — люди», разинцы передавали всю полноту власти восходившему к древнему вече кругу, вводили выборное управление, равные имущественные права, учреждали казачье народовластие с одинаковым спросом со всех и каждого, отменяли налоги и поборы и т. п.

И все же нельзя не заметить неоднозначности лозунгов и призывов, с которыми выступает Разин, непоследовательности его действий, парадоксов и противоречий в линии поведения этого народного бунтаря. То он нападает на караван судов, где в числе других плывут и государевы струги, открыто насмехается и потешается над царевой милостью, и это не укрывается от внимания многих современников, в частности Фабрициуса, то целует милостивую царскую грамоту и призывает «за великого государя стоять». То гордо заявляет, что не намерен считаться с царем, собирается предъявить ему свои требования и грозится передрать «вверху… у государя все дела», то подчеркивает в «прелестных» грамотах, что идет «по указу великого государя» под Москву и противопоставляет бояр-злоумышленников и изменников обманутому ими царю. То, бросая вызов самому «Тишайшему» и царской семье, распространяет слух, что с ним находится старший сын царя Алексей (который умер в январе 1670 года), то, будучи в Астрахани, пышно празднует с сотней есаулов и казаков день именин здравствующего государева сына Федора Алексеевича…

Видимо, нужно проводить определенную психологическую грань между Разиным-человеком, частным лицом и Разиным — предводителем огромного войска, каких никогда не было под началом даже у самых знаменитых донских атаманов. На Дону царская особа не пользовалась особым почтением, отношение станичников к государю было куда сдержаннее, чем у других групп населения страны. Это объяснялось, во-первых, тем, что, в отличие от других российских подданных, казаки были сравнительно независимы от центральной власти и царя; во-вторых, они привыкли своими действиями навлекать на себя монарший гнев, каяться и затем получать высочайшее прощение; в-третьих, в памяти у донцов еще были свежи события Смутного времени, когда на российском троне началась калейдоскопическая смена царей, когда народ ошеломило самозванчество, замешанное на авантюрах с постоянно воскресающим царевичем Димитрием, когда в острой и беззастенчивой борьбе именитых бояр, честолюбивых дворян и безродных проходимцев решалось, кому быть, а кому не быть на престоле. Разин, родившийся и выросший на Дону, подобно большинству казаков, не благоговел перед царем, хотя и не был избавлен от царистских иллюзий и веры в «доброго» государя. Если к персидскому шаху, по достоверным сведениям, Разин обращался в письмах как к равному, то свое место по отношению к российскому самодержцу он обозначил в «прелестной» грамоте на две ступеньки ниже: после самого государя и великого (то есть повстанческого. — Авт. ) войска. Как истинный донской головщик Разин после успешного единоборства с кызылбашским правителем, возможно, не раз задумывался о том, не пришло ли время открыто помериться силами и с государем «всея Великая и Малая и Белая России». Но как человек своего времени и как вождь крестьянской войны, за которым шли огромные массы, он вовсе не был заинтересован отказываться от такого надежного и безотказного средства воздействия на умы, как государево имя.

Неразвитое политическое мышление угнетенных традиционно искало причины своих бед в злой воле отдельных лиц, не связывая эти беды с самим царем. В России XVI–XVII веков заботливо поддерживалась сверху иллюзия личного управления монархом своим государством. Фигура царя заслоняла в глазах современников и громоздкую бюрократическую машину с нескладной системой приказов, часто дублирующих друг друга, со знаменитой московской волокитой, мздоимством, кумовством и т. п. Все бумаги, поступавшие в приказы от частных лиц, подавались на имя самого государя, все грамоты и указы, исходившие из самых разных тогдашних учреждений и канцелярий, также обнародовались от царева имени, хотя составляли их подьячие, а в лучшем случае — дьяки.

Благообразная внешность Алексея Михайловича, подобающая царственная осанка, ровная поступь, приятного тембра голос заметно способствовали созданию в воображении народа монаршьего портрета по привычному трафарету: царя наделяли теми качествами, которые позволили бы любому простому человеку найти объяснение беззаконию, неправде, злоупотреблениям, творящимся в Московском государстве. Внутренний облик «царя-батюшки» в народе виделся в бледно-розовых тонах. Он представлялся добрым и смирным, но безвольным, благочестивым и не слишком умным, но беспомощным перед окружением злых советников-бояр — виновников всех бедствий народа.

Разин не мог не считаться с массовым общественным мнением, согласно которому все хорошее исходит от царя, а все плохое — от изменников-бояр. Повстанческий предводитель и сам был отчасти подвержен этому привычному представлению, что нашло воплощение в пущенной в народ им и его сподвижниками легенде о якобы нашедшем убежище в лагере восставших царевиче Алексее Алексеевиче. «… Стенька, — сообщает иностранный очевидец, — пустил слух, будто царевич, бежав от злодейских рук бояр и князей, укрылся у него…» Для вящей убедительности Разин, по словам того же свидетеля, держал у себя «отрока лет 16, потомка одного из пятигорских черкесских князей, которого захватил в плен… Сей юный князь… принуждаем был… выдавать себя за высокую особу…». Он плыл в разинском караване на специальном судне, выложенном изнутри красным бархатом.