Борис Гиленсон - Эрнест Хемингуэй

Для реализации этого сюжета нужно было найти оптимальную художественную форму, и она, возможно, была подсказана чтением «Смерти Ивана Ильича» Толстого, художника, перед которым, как уже отмечалось, Хемингуэй преклонялся. В произведениях есть сходные мотивы, и ситуации. Оба героя, и Иван Ильич и Гарри, предали себя, во имя комфорта, материального благополучия. Оба никогда не любили, а теперь ненавидят своих жен, олицетворяющих те самые ценности, от которых оба они теперь готовы отказаться. Раздираемые то жалостью к себе, то самоосуждением, они пытаются уйти от реальности приближающегося конца, вспоминая какие-то светлые эпизоды своей жизни, детство, юность. Но самое главное — и в этом одно из открытий реалистического искусства Толстого — то, что герои запечатлены в «момент истины», перед лицом небытия, когда они, беспощадно отрешившись от иллюзий и ложных фетишей, оценивают себя и свое прошлое.

Такова общая схема, но она насыщена в «Килиманджаро» специфически хемингуэевским материалом, будь то характер героя, его африканское окружение, а также характерные приемы повествования.

В отличие от «Макомбера», в «Килиманджаро» почти не происходит никаких событий. Герой, писатель Гарри, охотившийся в Африке, лежит на койке, беспомощно ожидая конца. На первый взгляд, его гибель случайна; царапина на ноге, на которую он не обратил поначалу внимания, привела к гангрене, из-за поломки грузовика его нельзя доставить в больницу и спасти. Но эта случайность — чисто внешняя. Нравственно Гарри — впрочем, как и Фрэнсис Макомбер, — мертв. Понадобилось несчастье, чтобы герой это осознал. Гарри ждет конца, общаясь только с женой, которая тщетно пытается подбодрить его и которой он высказывает теперь все, что думает. У него осталось немного времени дать оценку себе, вспомнить пережитое.

С помощью ретроспекций, подобных кинематографическим кадрам, проходит его жизнь. Отдельные эпизоды и сцены, как мы знаем, «взяты» из биографии самого Хемингуэя: это и леса в Мичигане, и австро-итальянский фронт, и поездка в Константинополь, и греко-турецкий театр боевых действий, и светлые впечатления парижской жизни, и швейцарские курорты. Герой не хочет себя оправдывать. Он был обещающим литератором, а потом перестал серьезно работать. И вот — расплата за приобретенное богатство и признание, за избранный им образ жизни.

Немного найдется произведений, в которых тема падения художника была бы показана с такой жесткостью. Попав в стан богатых, Гарри полагал, что будет лишь «соглядатаем», но сделался частью их уклада: «…Каждый день, полный праздности, комфорта, презрения к самому себе, притуплял его способности и ослаблял его тягу к работе…» (I, с. 444). Жена героя, видимо принесшая ему деньги, сыграла роль «ласковой опекунши и губительницы его таланта». Она виновата в том, что «обставила его жизнь удобствами». А он «загубил свой талант, не давая ему никакого применения, загубил изменой самому себе и своим верованиям, загубил пьянством, притупившим остроту его восприятия, ленью, сибаритством и снобизмом, честолюбием и чванством, всеми правдами и неправдами» (I, с. 445).

Как и всегда у Хемингуэя, главная мысль выражена построенными на нюансах диалогами Гарри и его жены, деталями африканского пейзажа, передающими настроение, а также несколькими образами и символами: это дежурящая у лагеря воющая гиена; это зловещие грифы, вестники смерти. Назовем еще один образ повышенной смысловой выразительности, давший, кстати, критикам щедрую пищу для дискуссий. Это образ снега, белизны, «громадной, уходящей ввысь, немыслимо белой под солнцем, квадратной вершины Килиманджаро». Что олицетворяет эта хрустальная красота? Видимо, высоту подлинного искусства, к которому всегда надо стремиться, ибо только оно — вечно и непреходяще…

Общение с богатыми людьми обнажило перед Хемингуэем не только их бездуховность и эгоизм. Он столкнулся и с их преступностью. Это произошло в конце лета 1935 года. В местной газете появилось сообщение о том, что тропический ураган, возникший в районе Багамских островов, устремляется в направлении Флориды. Такие «выходки» природы в этих местах не были новостью, об этом хорошо знали. До прихода урагана оставалось два дня, к нему можно было подготовиться. Так, в сущности, и сделали в Ки Уэсте, в некоторых других местах во Флориде. Но в числе забытых, и не случайно, конечно, оказался маленький островок Матекумбе, на котором были расположены рабочие лагеря бывших ветеранов войны, людей, оказавшихся без средств к существованию, живших на жалкие подачки, именуемые федеральной помощью. Поезд, отправленный для их эвакуации, вышел слишком поздно и к тому же из-за порыва ветра сошел с рельс. Ураган, обрушившийся на Матекумбе, разметал палаточный городок, а это привело к гибели почти тысячи человек. Картина, увиденная Хемингуэем, потрясла писателя. И он написал очерк, в заголовке которого уже содержалось обвинение: «Кто убил ветеранов войны во Флориде».

Известный публицист Джозеф Норт, член редколлегии радикального журнала «Нью мэссиз», рассказывает, что, узнав об урагане во Флориде и вспомнив, что там живет Хемингуэй, он рискнул направить ему телеграмму с просьбой дать об этом материал. Затея казалась ему наивной, главный редактор даже упрекнул его за излишнюю трату денег; касса журнала была пуста. Каково же было удивление Норта, когда на редакционном столе через несколько дней появился толстый длинный конверт с обратным адресом: «Ки Уэст, Флорида». Хемингуэй написал, наверно, несколько непривычный для себя очерк, исполненный страсти и протеста.

Перед нами — очерк-расследование, в котором с документальной точностью воспроизведены факты и обстоятельства трагедии. И названы главные ее виновники — власть имущие, толстосумы, яхтовладельцы, рыболовы, которых ничто не тревожит, кроме их собственности. Это они бросили на произвол судьбы ветеранов. Очерк впечатляет, потому что написан рукой художника. Картина — ошеломляющая; остров после урагана напоминает поле боя, усеянное трупами, начинающими раздуваться от жары. Они погибли не на войне, а в мирное время, став жертвами не только стихии, но и чудовищного равнодушия к их судьбе.

Хемингуэй, при всей своей склонности к браваде, всегда оставался художником-гуманистом. Вот почему такого презрения исполнен в его очерке пассаж, обращенный к «собратьям по перу», которые, прочитав газетную хронику, даже не побывав на месте событий, уже спешат сочинить новый роман об урагане.

Обычно сдержанный Хемингуэй заканчивал свой очерк-реквием патетическими словами: «Ты мертв, брат мой! Но кто бросил тебя в ураганный период на островах, где тысяча людей до тебя погибла от урагана, строя дорогу, смытую теперь водой? Кто бросил тебя там? И как теперь карается человекоубийство?» (I, с. 486).