Борис Гиленсон - Эрнест Хемингуэй

Видимо, пребывание в Испании стимулировало обращение Хемингуэя к столь волновавшей его проблеме революции, проблеме насилия, целей и средств в революционной борьбе. Об этом свидетельствует крайне важный эпизод с перевозкой кубинцев в лодке Моргана. Их вожак Роберто выказывает крайнюю жестокость, в частности, когда убивает, «на всякий случай», Элберта Трэси, бедняка. Юноша Эмилио так говорит о Роберто: «Хороший революционер, но дурной человек. Он стольких убивал во времена Мачадо, что привык к этому. Ему теперь даже нравится убивать. Правда, ведь он убивает ради дела» (II, с. 587).

Эта характеристика весьма существенна. От Роберто тянется нить к образам Марти и Пабло в «Колоколе». Хемингуэя, безусловно, тревожило то, что в ходе классовой борьбы, обострившейся в 30-е годы, совершались не оправданные, а порой бессмысленные убийства. До него доходили сообщения о репрессиях периода культа личности. Жестокое насилие нередко прикрывалось «левой» фразой, соображениями высшей революционной целесообразности. Видел Хемингуэй подобные эксцессы и в Испании. В романе молодой Эмилио, безусловно, субъективно честный человек, непохожий на «мясника» Роберто, произносит взволнованные слова о судьбе своей несчастной родины, Кубы, мечтает покончить с американским империализмом и тиранией военщины, но и он разделяет принцип: «Цель оправдывает средства».

В этом произведении писатель широко, даже с непривычной акцентировкой использовал принцип контраста, подчеркивая не только, полярность, но враждебность двух миров — «иметь и не иметь». С одной стороны — изгои, подобные Гарри Моргану, безработные ветераны, заливающие горе и отчаяние в кабачках Ки Уэста; с другой стороны — богатые прожигатели жизни. Мотив осуждения «очень богатых людей», намеченный в «Макомбере» и «Килиманджаро», звучит здесь еще громче. Гнев и презрение двигало пером Хемингуэя, когда он описывал этих людей. Он явно не щадит бездарного писателя Ричарда Гордона, пьяницу, человека нечистоплотного, который, между прочим, сочиняет роман на «модную» тему о забастовке.

Противопоставление миров «иметь» и «не иметь» достигает поистине пронзительной силы в 24-й главе романа: в то время как катер с умирающим Гарри Морганом буксируют к порту Ки Уэст, в роскошных яхтах почивают их владельцы. Писатель одну за другую «наслаивает» их убийственные характеристики, он словно бы предлагает читателям целый реестр пороков «очень богатых людей».

Их падение оттенялось нравственной высотой, великодушием женщин, познавших труд и нищету. Такова жена бедняка Элберта Трэси. Такова Мария, жена Гарри Моргана. Финальным аккордом романа стало изображение горя Марии, уже стареющей женщины, потерявшей не только кормильца семьи, но и сильного, смелого мужчину, которого она любила по-своему преданно и горячо. Их судьбы становятся в романе горьким укором миру «иметь».

И все же, в отличие от романа «Прощай, оружие!», новый роман не был до конца художественно органичным. Обратившись к новой для себя социальной теме, Хемингуэй искал свежие приемы и формы повествования.

Как и всегда у Хемингуэя, в романе великолепны описания рыбной ловли, картины моря и поездок на катере; выразительны сцены пьяного угара в барах Ки Уэста. Вместе с тем заметно усложнилась повествовательная манера писателя. Так, первая часть построена как рассказ от лица Гарри Моргана. Вторая — это авторское повествование. В девятой главе, открывающей третью часть, события даны через восприятие Элберта Трэси. Одиннадцатая глава — развернутый внутренний монолог Гарри Моргана. Приемы Хемингуэя напоминают здесь кинематограф: действие развертывается не последовательно, а скачками и дано в виде «кадров», когда выхвачены главные эпизоды из жизни персонажей, опущены некоторые страницы их биографий, о чем следует догадываться читателю. Что не до конца удалось Хемингуэю, так это композиция: она кажется несколько хаотичной, дробной, роман словно распадается на отдельные новеллы и сцены, каждая из которых, однако, сделана с прежним хемингуэевским искусством. Связь двух миров «иметь» и «не иметь» недостаточно органична. Но одно несомненно: открылась новая страница творчества Хемингуэя.

День 18 июля 1936 года, когда по радио Саламанки был передан условный сигнал: «Над Испанией чистое небо», означавший приказ о начале франкистского мятежа, остался как горестная дата в истории Европы. Битва между фашизмом и демократией, только что родившейся республикой, на далеком Пиренейском полуострове вызвала взволнованный отзвук в сердцах многих американцев, особенно в среде художественной интеллигенции.

Официально правительство США провозгласило нейтралитет. Но в стране возникали общественные организации с целью поддержки республиканцев. Вдохновляющим проявлением интернационалистских чувств стало участие американских добровольцев в рядах батальона имени Линкольна. В заграничных паспортах американцев ставили штамп: «Не действителен для Испании». И все, кто уезжал, делали это тайком, словно беглецы. Всего в Испанию отправилось из США около 3800 волонтеров. Примерно половина навсегда осталась в испанской земле. Те же, кто вернулся, подверглись репрессиям, особенно во времена маккартизма.

Свое горячее сочувствие республике мастера культуры, прежде всего писатели, доказывали не только на словах. Многие спешили на место событий, чтобы описать увиденное. Участниками антивоенного конгресса в Барселоне были Драйзер и видный критик Мальколм Каули. Дороти Паркер, мастер сатирико-психологической новеллы, побывав в Мадриде и Валенсии, пишет очерк «Солдаты Республики», исполненный нового для себя, героического звучания. О мужестве, осажденного Мадрида рассказала в своем репортаже драматург Лилиан Хеллман. Героизму интербригадовцев, побывав в Испании, посвятил стихи видный негритянский поэт Ленгстон Хьюз.

Среди тех мастеров культуры, кто был в те годы в Испании, наверное, самой прославленной фигурой был Эрнест Хемингуэй. Конечно, им двигали антифашистские убеждения. Но не только они.

Хемингуэй питал к Испании особые чувства, считал ее своей второй родиной. Любил ее народ, ее историю. После поездки в 20-е годы на фиесту в Памплону говорил, что Испания — «самая лучшая страна в Европе». В Испании развертывалось действие его романа «И восходит солнце» (1926), трактата о бое быков «Смерть после полудня» (1932), а также ряда новелл, герои которых — матадоры. Его пленял бой быков не только как острое, захватывающее зрелище; он видел в корриде сгусток мужества, искусства, того «кодекса чести», которое так ценил. У него было немало друзей среди испанцев, например, художник Луис Кинтанилья, композитор и критик Густаво Дуран. Ему импонировали в испанцах, язык и культуру которых он хорошо знал, мужество, непосредственность, близость к природе, хотя он отнюдь не идеализировал простых людей. Он также любил и тонко чувствовал испанскую архитектуру, живопись, особенно Эль Греко, Гойю; приезжая в Испанию, первым делом в Мадриде спешил в музей Прадо. Испания в его глазах среди европейских стран в наименьшей мере испытала воздействие «машинной» цивилизации, которая вызывала его неизменную неприязнь.