И. Старцев - К новой философии

Проблема, возникающая, когда на чёткость нашего восприятия воздействуют понятия, подобна воздействию нисходящей причинности на наши мысли. Например, чем точнее мы сформулировали понятия о предмете, тем более квалифицированно мы можем воспринимать и понимать его. То же можно сказать и о внешней стимуляции от чтения. Когда мы читаем слово, то получаем осознаваемое зрительное ощущение, а когда мы фокусируемся на слове своим сознанием, то начинаем стимулировать мысль внутри сознания, ассоциированную со словом в памяти понятий. Точность нашего знания о понятии, выраженном этим словом, зависит от количества связанных с ним интегрированных мыслей, испытанных нами прежде, и поэтому насколько искусно мы умеем обособлять существенные понятия. Это обозначает, что тот же самый процесс средоточения случается не только по направлению к ощущению и восприятию, но также и в формации понятий.

Второй процесс осуществляется, когда мы фокусируемся непринуждённо, – это наш собственный волевой акт, в особенности по отношению к силе свободной воли, объединяющей области, принимаемые нами за существенные. Сложность скрывается в части, которая может привести к смешению воображаемых галлюцинаций (восходящая причинность) с нашими собственными идеями или суждениями о воспринимаемом нами (нисходящая причинность). Последнее аналогично объяснению Бинсвангера о том, как наши понятия влияют на видимость изогнутости карандаша в воде, приводящие к ошибочному суждению о нём вместо сознательного принятия лишь свидетельства чувств. [38]Так можно очистить наше восприятие пренебрежением внутреннего возбуждения, вызванного внешне стимулированными мыслями? Я думаю, что это зависит от практики и опыта, как до этого было описано. Чем больше мы узнаём о том, что является существенными характеристиками для нашей фокусировки, а это зависит от того, чем мы по жизни занимаемся, какую профессию выбираем, с какими восприятиями сталкиваемся больше всего, тем лучше укрепляются эссенции в основе нашего мышления. Это значит, что наши понятия меняются в зависимости от практики или опыта, потому что мы можем изменить эссенции, на которых сосредотачиваемся. В детстве мы ещё не знаем, на каких областях ощущений нам следует сосредотачиваться, и поэтому, экспериментируя, мы часто фокусируемся на вещях, которые позже для нас теряют свою важность.

Образование также помогает нам (если оно только не внушает нам какие-то понятия), чтобы формировать более точные понятия, которые обусловливают то, каким образом мы воспринимаем соотносящиеся предметы в дальнейшем. Один из процессов, по которому формируются понятия, происходит через соединения слов (включая имена собственные) с референтами (то, с чем соотносятся знаки) через волю и другие процессы как сознания, так и мозга. Опыт вместе с образованием приводят к влиянию понятий на то, как мы интегрируем чувственные данные в перцепты. Всё дело в том, что мы воспринимаем вещи по-разному, в зависимости от нашего знания о них, и мы можем ошибаться, что, однако, не обязательно влияет на наши интуитивные методы отсылок (смотрите Сол Крипке, Именование и необходимость ). Если мы ничего не знаем о вещи, то мы не будем знать, на чём фокусироваться конкретно, а будем пытаться фокусироваться на вещи в целом или на чём-то несущественном. В то время как, когда мы знаем эту вещь, даже со слов другого, в том числе и ошибочных, то и воспринимаем мы её более просто и сосредотачиваемся на возможно более существенных для нас её чертах, чем мы делали ранее, когда её не знали. Когда предмет выглядит для нашего сознания нечётким и расплывчатым, даже хаотичным, находясь у границы нашего восприятия (или же в связи с повреждением мозга), то мы знаем что это за предмет только исходя из предшествующего опыта, который и позволяет нам понять, что нас в таком случае окружает. То же самое случается и с именами собственными, только в этом случае память, с её способностью воображения для заполнения недочётов, [39]играет большую роль, чем восприятие. Получается, что восприятия и понятия могут динамично взаимодействовать друг с другом на постоянной основе, и, скорее всего, так и должно быть.

То, что наши понятия воздействуют на перцепты, очень важно. Это показывает, что понятия требуются нами для того, чтобы мы стали более качественными наблюдателями (особенно в отношении к искусству). С внутренне стимулированными понятиями, мы способны стать более подготовленными и осведомлёнными в том, что касается нашего взаимодействия с окружающей средой и другими людьми. До известной степени, понятия заранее обусловливают перцепты, если мы допускаем, что наше сознание эволюционирует в плане того, как мы «схватываем» вещи, фокусируясь на них и пользуясь своей волей, чтобы синтезировать или интегрировать мысли и настроить более качественную связь с внешними предметами. Итак, чтобы внешние предметы лучше отражались в нашем сознании, нам следует иметь развитую внутреннюю «среду». Иначе сказать, нам нужно иметь свои собственные понятия, которые бы помогли нам лучше интегрировать ощущения и восприятия.

Любопытное последствие из таких рассуждений в том, что ощущения (О) и восприятия (В), которые мы испытываем, у каждого свои. Сверх того, представления так же варьируются, когда формируются через понятия (П), в зависимости от области знаний. По причине изменчивости О, В и П, мы можем полагать, что все три имеют бесконечное число вариантов. [40]Тогда следующий вопрос будет касаться возможности существования некоторой области, ограниченной всеми людьми, независимо от того, чем они занимаются или как формируют понятия. Возможно, конечно, сказать, что мы все являемся концептуальными существами и поэтому отличаемся, так как все мы познаём и представляем вещи по-разному и соотносим их к разным словам. Однако, мы находим в таком ответе намёк на то, что что-то всё-таки разделяется всеми людьми в этой гносеологической бесконечности, если даже не брать во внимание незначительное понимание нас как одного вида существ. Или, может быть, как раз последний факт поможет нам понять, что у человеческих существ есть общее, используемое для своей цели, для более эффективного формирования понятий и идей. Мы назовём эту общую область категориями (К).

Категории не являются понятиями как таковыми, а доконцептуальными условиями. Категории есть во всех понятиях и ещё за пределами понятий в виде метапонятий. Мы пользуемся категориями, чтобы думать чётче и малословнее, хоть эта цель не всегда нами достигается. Аналогично, мы пользуемся понятиями, чтобы уметь лучше воспринимать. Категории наполняются понятиями как вместилища предметами или русла рек водой. В таком случае, категории можно представить этапом гносеологического развития после П. Все философы, и возможно многие люди, сознательно пользуются категориями мышления. Важная для нас категория, которую Рэнд называла неявным понятием, – это сущее. Она использовала «сущее» в виде предварительного условия для всех (правильно сформированных) понятий. Категории, таким образом, метафизически предрасполагают нас к определённым способам формирования или выделения понятий. Когда мы фокусируемся на нескольких понятиях, которые мы способны вызвать в разуме из памяти, закодированной в нейронах, мы обнаруживаем, что не можем фокусироваться на них всех одновременно, если их слишком много, но только на определённых, так как количество единиц более двух, которые мы способны сознавать по памяти в конкретный момент, ограничено и основано на том, с чем мы имеем дело или о чём думаем. Категории помогают с такими существенными чертами понятий, которые мы выбираем, когда фокусируемся концептуально. В отличие от О и В, или этапов внешне стимулированных или внешне-внутренне – смешанно – стимулированных мыслей, П и К являются чисто внутренними, сознательными стимуляциями нисходящей ли или восходящей причинностей.