Ирина Галинская - Культурология. Дайджест №1 / 2018

Гёте в разговоре с Эккерманом (запись от 31 января 1827 г.) высказал теперь широко известную мысль: «Сейчас мы вступаем в эпоху мировой литературы, и каждый должен теперь содействовать тому, чтобы ускорить появление этой эпохи» (29, с. 211).

В письме к С. Буассере (от 12 октября 1827 г.) он пояснил: «…То, что я именую всемирной литературой, возникает по преимуществу тогда, когда отличительные признаки одной нации будут выравнены через посредство ознакомления их с другими народами и суждения о них» (цит. по: 14, с. 668).

О том же в письме к Т. Карлейлю (от 8 августа 1828 г.): «Очевидно, что устремления лучших поэтов и писателей всех наций <���…> направлены ко всеобщечеловеческому. Во всем особенном , историческом, мифологическом, сказочном <���…> все больше будет просвечивать это всеобщее » (цит. по: там же).

Сегодня всемирную литературу можно рассматривать одним из свидетельств движения к всеобщему, и с этого пути человечество не свернет, что бы ни произошло: мировая литература не может вернуться в состояние региональной, провинциальной. Разумеется, остановок и задержек на этом пути не избежать, и многое в отношениях между людьми, народами, правительствами сохраняет прежнее, «довсеобщее», а то и попросту архаическое значение. Что из этого? Направление культуры определено: «Во всем особенном все больше будет просвечивать всеобщее».

В связи с этим не случайна реакция Гёте на события 1830 г. во Франции, по словам поверенного его мыслей:

«Вести о вспыхнувшей Июльской революции сегодня дошли до Веймара и всех привели в волнение. После полудня я пошел к Гёте.

− Итак, − крикнул он, завидев меня, − что вы думаете о великом свершении? Вулкан извергается, все кругом объято пламенем. Это вам уже не заседание при закрытых дверях!

− Страшное дело, − сказал я. − Но чего еще можно было ждать при сложившихся обстоятельствах и при таком составе министров; это не могло не кончиться изгнанием королевской семьи.

− Мы с вами, кажется, не поняли друг друга, мой милый, − отвечал Гёте. − Я вовсе не об этих людях говорю, меня совсем не они занимают . Я имею в виду пламя, вырвавшееся из стен академии, т.е. необыкновенно важный для науки спор между Кювье и Жоффруа де Сент-Илером!

Заявление Гёте было для меня столь неожиданным, что я растерялся, не знал, что сказать, и на несколько минут утратил способность мыслить.

− Это дело первостепенной важности, − продолжал Гёте, − вы себе и представить не можете, какие чувства я испытал, узнав о заседании от девятнадцатого июля. В Жоффруа де Сент-Илере мы отныне и на долгие времена имеем могучего союзника. И еще я понял, с каким страстным интересом относится к этому спору французский ученый мир, если, несмотря на грозные политические события, заседание девятнадцатого июля состоялось при переполненном зале. Но самое лучшее, что метод синтезированного рассмотрения природы, введенный Жоффруа во Франции, теперь более пересмотру не подлежит. <���…> Отныне и во Франции дух , подчинив себе материю , станет господствовать при исследовании природы . Французам откроются великие принципы творения, они заглянут в таинственную мастерскую господа. Да и что, собственно, стоит все общение с природой, если, идя аналитическим путем, мы имеем дело лишь с ее отдельными, материальными частями и не чувствуем веяния того духа, который каждой из этих частей предуказывает ее путь и любое отклонение от него приостанавливает или поощряет силою внутреннего закона » (29, с. 609–610. Курсив автора).

Внутренний закон и состоит в том, что культура движется в некоем направлении, не имеющем цели, и я называю его индивидуализацией человеческого типа вследствие исторически расширяющихся условий (экономических, технических, социальных и политических), благоприятствующих каждому выяснить, кто он таков, каково его личное назначение во Вселенной. «Отныне… дух, подчинив себе материю, станет господствовать при исследовании природы» – то самое усложнение, о котором писал Ламарк. Индивидуализация – всеобщее культуры, а ее всеобщее − «универсальный человек» в качестве гуманитарного идеала. Пользуюсь понятием флорентийских неоплатоников XV века, синонимичным понятию «ренессансная личность», предполагающим того, кто наделен самыми разнообразными способностями, объем которых бесконечно растет по мере удаления от последнего универсального предка в направлении к антропологической универсалии.

Подобное развитие предвидел упоминавшийся Ж.Б. Ламарк. Появление человека на восходящей «лестнице» привело к идее бесконечного усложнения:

«…У человека… число и разнообразие представлений , доступных индивидуумам его вида, образует огромную лестницу, причем высшая ступень ее не может быть определена…» (11, с. 526), поскольку названное усложнение не имеет пределов.

История нового для мировых пространств материи человеческого типа есть история постоянного преодоления им всемирной материальности; постоянного, хотя и не прямолинейного, расширения представлений о себе самом как существе, содержание которого не может быть определено окончательно.

Антропологической формой всемирной материальности является коллективизм, ослабляющий значение любого индивидуального действия и самой индивидуальности. Коллективизмом наших дней является массовая культура во всех ее разновидностях.

Она существовала всегда, но теперешние средства ее распространения прежде не имели аналогов. Х. Ортега-и-Гассет назвал такое положение «восстанием масс», указав на один из существенных признаков современной эпохи. Германский мыслитель использовал еще более резкое понятие «реколлективизации» − возвращения человечества к психологии и практике архаического коллективизма: «Реколлективизация, которая была такой заметной чертой Средних веков по сравнению с античностью, в большей мере представляет собой социологическую, чем теологическую проблему. <���…> Мы говорим о проблеме масс, которая, вследствие христианизации отсталых народов Европы, привела к реколлективизации, очень сильно контрастирующей с высоким уровнем индивидуального сознания, достигнутого культурным человеком античности . Также и сегодня, когда в историю вступают попранные массы и азиатские народы, неизбежно возникает временное понижение уровня сознания и индивидуальной культуры в сравнении с отдельным индивидом как… продуктом западной цивилизации, начиная с эпохи Возрождения. <���…> Это психологически реакционное объединение в массу современных людей совпадает с другим социологическим явлением, а именно, со вступлением в историю новых первичных расовых групп. То есть мы не должны смешивать примитивное коллективное состояние вступающих теперь в историю азиатских масс с явлением реколлективизации, когда неисчислимые миллионы высокоиндивидуализированных и чрезмерно специализированных городских жителей регрессируют в массовый коллектив… Смешение прогрессивных и регрессивных направлений развития является одной из сложностей современного коллектива и психологии культуры» (15, с. 391–392).