Сергей Утченко - Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е

Что и говорить, речь была составлена мастерски. Толпа шумно одобряла ее. Но тут, к общему удивлению, поднялся председатель. «Хрисипп, — сказал он, — ты говоришь нам о договоре, в котором Стратон записан как поручитель. Но на предварительном следствии ты не дал нам для снятия копии ни договора, ни свою книгу, в которую ты записываешь все о ссудах. Ты опираешься только на свидетельство Гиблесия. Что же с твоим договором?» Как сразу изменился Хрисипп! Он побледнел, и голос его задрожал так, что ответ был едва слышен: «Договор и книга, в которой я записал ссуду, украдены».

Украдены! Стратон почувствовал, что плечи его распрямились. Договора нет! Он спасен! Едва дождавшись слов: «Выслушаем ответчика», Стратон почти побежал к возвышению, откуда, еле волоча ноги, сходил Хрисипп.

— О судьи, — голос Стратона креп с каждым словом, — вы слышали здесь, как этот метек поносил афинского гражданина? Он говорит, что я был вписан поручителем в его договор с Эратосфеном. Но где же сам договор? Потребуйте его. Для чего люди заключают договоры и скрепляют их печатью? Для того, чтобы, если возникает какое-нибудь недоразумение, обратиться к записанному и представить доказательства своей правоты. Он говорит, что я был поручителем? Из чего это следует? Из договора? Так неси его сюда, Хрисипп, не мешкай! Ты молчишь? Ты сказал, что договор украден? Но послушайте дальше, о судьи. О моем поручительстве свидетельствовал Гиблесий. Но вы же слышали, судьи, как говорили свидетели, что этот Гиблесий злоумышлял вместе с моим братом потопить корабль. Здесь же, в Афинах, он отказывался быть свидетелем на суде. И лишь когда ему пригрозили штрафом за уклонение от показаний, он пришел к фесмофетам. Свидетельствовал Гиблесий, который сам занял деньги под корабль и лишился его, потому что не выполнил договора!

После этого Стратон набросился на самого Хрисиппа: «Он говорил о своих заслугах перед городом? А сказал ли он, сколько нажил, живя здесь, в Афинах, и пользуясь нашим рынком?» Стратон упомянул и о своих заслугах во время Священной войны: «С каких пор заслуги воина ценятся ниже заслуг ростовщика?»

С поднятой головой Стратон прошел на свое место. Он ликовал. Афинские судьи, конечно, оправдают его, афинского гражданина. Он покажет жене на что способен.

Председатель объявил о начале голосования, и судьи, обсуждая процесс, направились к урнам. Каждый из них должен был бросить один камешек: белый — в металлическую урну или черный — в деревянную. Если окажется, что белых камешков больше — Стратон оправдан, если черных — виновен.

Когда все судьи проголосовали, урны опрокинули на мраморный стол. Председатель подсчитал камешки и поднялся, чтобы объявить о результатах голосования. В напряженной тишине прозвучали слова председателя: «Стратон, сын Стратона, невиновен».

У Стратона мелькнула мысль, что оправдания он добился нечестным путем. Но тут же он утешил себя тем, что под суд он попал тоже несправедливо. В его беде был виноват Эратосфен.

Не поверь он брату, ему не пришлось бы лгать и обманывать.

Домой Стратон летел как на крыльях. Он вбежал в небольшой внутренний дворик. Клея сидела у жертвенника Зевсу. Она молилась об исходе дела.

«Я выиграл, Клея, выиграл! С этим процессом покончено. Но ты послушай!» — Стратону хотелось рассказать, как ловко он вывернулся. Но что это? Лицо жены было сурово. Она открыла двери одной из комнат. Оттуда вышли двое. Что это за люди? На них такие лохмотья, которые стыдно надеть и рабу. Один из них крив. Вытекший глаз как будто подмигивает и придает физиономии отвратительное выражение. У второго нос свернут на сторону, словно вынюхивает что-то, голову он держит набок. У обоих испитые лица. Стратон остолбенело глядел на них.

«Уплати им, — сказала Клея небрежно, — это воры, пробивающие стены домов. Они для тебя украли договор у Хрисиппа. Вот он!» Помолчав, она добавила: «На этот раз я вытащила тебя из силков. В следующий раз, когда ты захочешь снова иметь дело с ростовщиками, проси, чтобы боги наделили тебя умом и хитростью. Честному человеку на афинском рынке не сдобровать».

Был вечер, когда уставший гонец прискакал в Афины и сообщил, что войска македонского царя Филиппа вторглись в Среднюю Грецию и угрожают Афинам. Страшная опасность нависла над Грецией, и прежде всего над Афинами. Члены афинского Совета совещались недолго. Они направились на рыночную площадь города, вызвали всех людей из лавок, и затем по их приказу лавки были подожжены. Зарево пожара должно было послужить сигналом для жителей окрестных селений, по которому они обязаны поспешить в город. Одновременно было отдано распоряжение глашатаям и трубачам всю ночь обходить город и объявлять о созыве народного собрания.

Рано утром сошлись афиняне на народное собрание. Когда они узнали, какое известие принес гонец, воцарилось тягостное молчание. Уже несколько раз глашатай обращался с вопросом: «Кто желает говорить?», но народ, подавленный страшной вестью, молчал. Никто еще не собрался с мыслями и не мог внести предложение о том, как следует поступить, чтобы предотвратить нависшую над родным городом угрозу. Взоры всех присутствующих были обращены к знаменитому афинскому оратору Демосфену. Все знали его как горячего патриота и заклятого противника македонского царя Филиппа. Демосфен, видя, что собравшиеся с нетерпением ждут его совета, попросил слова. В своей речи он призвал граждан быть мужественными и доказывал, что положение вовсе не безнадежно. Он советовал направить посольство в крупный город Фивы и предложить фиванцам союз. Одновременно следует, говорил Демосфен, послать войско к границам Аттики, чтобы все, в том числе и Филипп, поняли, что афиняне собираются защищать свою свободу и независимость.

Страстная и убежденная речь Демосфена вернула мужество афинянам. Все его предложения были приняты; в Фивы направили посольство, в состав которого вошел и Демосфен.

Демосфен был крупным политическим деятелем и одним из самых выдающихся греческих ораторов. Он с детства стремился к изучению красноречия — искусства, которому древние греки придавали очень большое значение. Рассказывают, что еще мальчиком он как-то раз в суде слышал речь известного оратора и пришел в такой восторг, что решил сам во что бы то ни стало сделаться оратором. Однако это было не так просто. В Афинах, где искусство красноречия было высоко развито и где ежедневно выступали опытные ораторы, публика была очень требовательна и избалована. Каждое неудачное слово, каждое неловкое движение вызывало у слушателей смех, который нередко заставлял оратора покидать трибуну. Оратор должен был иметь громкий, звучный голос, правильный выговор и чистое произношение.