Вальтер Скотт - Дедушкины рассказы. История Шотландии с древнейших времен до флодденского сражения 1513 года.

Дункан, внук Малькольма II по своей матери Беатрис, взошел на престол по смерти дедушки в 1034 году. Макбет, его ближайший родственник, тоже внук Малькольма II по материнской линии, загорелся честолюбивым желанием отобрать трон у того, кому он достался. Леди Макбет, которую звали Гроах, также имела веские основания мстить царствующему монарху. Она была внучкой Кеннета III, убитого в 1005 году в сражении против Малькольма II; и не один этот мотив вдохновил на злодейство ту, кого с тех пор изображают самой жестокой из женщин. Древние летописцы к влиянию мстительной женщины на честолюбивого супруга прибавляют еще наущения сверхъестественных сил. Во сне или в видении Макбету являлись три женщины нечеловеческой стати и красоты, которые приветствовали его, назвав сперва таном Кромартийским, потом таном Морейским, каковой титул король вскоре ему пожаловал, и, наконец, королем Шотландии. Это видение, якобы, и внушило ему преступные надежды, что так великолепно изображено в драме.

Макбет лишил Дункана жизни, не нарушая законов гостеприимства. Он напал на короля и заколол его во дворце под названием Ботгован, или Дом Кузнеца, близ Элгина в 1040 году, а не в собственном Инвернесском замке, как считалось. Это было кровавое деяние, под стать эпохе, но справедливости ради надо заметить, что по нормам шотландского престолонаследия Макбет имел больше прав на корону, чем Дункан. Хотя его тиранство стало притчей во языцех, в действительности он был твердым и справедливым правителем. По-видимому, страх перед приверженцами Малькольма, старшего сына убиенного Дункана, собравшимися в Нортумберленде и еще остававшимися в Шотландии, постепенно испортил нрав Макбета и сделал его грозой вассалов. В частности, Макдуфа, могущественного властителя Файфа, он запугал до того, что тот бежал от шотландского двора. Побуждаемый этим новым советчиком, датчанин Сивард, граф Нортумберленда, вторгся в Шотландию в 1054 году, ратуя за дело изгнанного Малькольма. Макбет встретил врага в окрестностях своего знаменитого замка Дунсинан. Он потерпел поражение, но скрылся с поля брани и был заколот в Ламфенане в 1057 году

Не нужно особенно напрягать память, чтобы понять, насколько этот нехитрый рассказ отличается от шекспировского, хотя сюжет трагедии вполне соответствует легенде, приводимой историками, у которых Шекспир заимствовал свой материал. Можно добавить, что в ранних хрониках мы не отыщем таких фигур, как Банко и его сын Флиенс, и у нас нет никаких оснований полагать, что последний когда-либо убегал от Макбета дальше, чем за кулисы, в соответствии с авторской ремаркой. Ни Банко, ни его сын не были также родоначальниками династии Стюартов. Все это теперь известно; но ум упорно удерживает впечатление, произведенное на него обманом гения. Пока читаются драмы Шекспира и существует английский язык, История может говорить все, что ей заблагорассудится, но обычный читатель будет представлять себе Макбета исключительно как кровавого узурпатора, а Ричарда как горбатого детоубийцу». — Ларднер. Кабинетная энциклопедия, т.1, стр. 17—19 .

Битва при Гастингсе состоялась 14 октября 1066 года. «Гарольд, чьему героизму воздают должное историки обеих сторон, принял смерть от стрелы, которая, войдя в глаз, говорят, прошила ему мозг. Завоеватель потерял четверть своего войска и двух своих коней, убитых прямо под ним. Сражение закончилось только на исходе дня. Утром победители пожали первые плоды своей победы, срывая с мертвых все до последнего и в разгуле дикого ликованья топча их лошадиными копытами. Королева-мать послала двух монахов из основанного Гарольдом Уолтемского монастыря, чтобы они умолили Вильгельма позволить им забрать тело их благодетеля и с положенными почестями предать его земле. Вильгельм, подобно Ахиллу; согласился, но труп короля был так залит кровью и изуродован ранами, что монахи не смогли его узнать. В этой отчаянной ситуации они, говорят, обратились за помощью к возлюбленной Гарольда Эдит, «даме с лебединой шеей», которая острым любящим взглядом высмотрела останки своего господина. Шбель Гарольда за отечество сделала его настоящим кумиром англичан, каковым он, судя по всему, отнюдь не был при жизни. Твердость и решимость этого человека, чей взлет и падение ослепительны и чья счастливая судьба уготовила ему смерть в сражении с иноземными завоевателями, когда независимость нации отождествилась с его собственным возвышением, привлекают к краткому Гарольдову правлению внимание любителей английской истории». — Макинтош. История Англии, т. I, с. 99— 100.

«В это правление шотландские нравы очень изменились. Малькольм провел юность при английском дворе и женился на англосаксонской принцессе. Он приютил в своих владениях множество мятежных англичан и нормандцев. Король появлялся перед народом в окружении пышной свиты и с помпой, о какой не ведали во времена более грубые и простые, и любил задавать частые и роскошные пиршества своим вельможам. Коренные шотландцы, приверженные древним обычаям страны, с отвращением взирали на навязываемый им чужеземный образ жизни и в расположении, оказываемом английским и нормандским авантюристам, усматривали проявление оскорбительной! пристрастности». Хейлз. Шотландские анналы, т. I, стр. 34.

«Малькольм, — говорит сэр Вальтер Скотт, — много постарался, чтобы в его королевстве вошел в обиход английский язык. Как нередко случается, он зажегся огнем веры от чистого факела супружеской любви. Преклоняясь перед женой, он стал участвовать вместе с ней в молебнах, которыми она впоследствии стяжала себе титул святой. Будучи неграмотным, король не мог читать ее молитвенники, но он велел облечь их в великолепные переплеты и часто прикладывался к ним губами, выражая свое преклонение перед тем, чего не постигал; Когда королева пыталась разобраться в какой-нибудь якобы допущенной по отношению к церкви несправедливости, Малькольм выступал переводчиком между прекрасной царственной поборницей истины и представителем шотландского духовенства, не понимавшим английского языка, который Малькольм обожал, как обожал все, связанное с Маргаритой. Подобные исторические картинки радуют нас своей красотой и непритязательностью». — Куотерли Ревю, ноябрь 1829, стр. 331.

«Это была корабельная мачта, укрепленная на передке четырехколесной повозки: на ней красовались знамена Святого Петра из Йорка, Святого Иоанна из Беверли и Святого Уилфреда из Рипона. На вершине мачты находился маленький ковчежец с Телом Христовым». — Хейлз, т. I, стр. 85.

«Почтенный старец Вальтер Л’Эспек тоже взошел на повозку, где был укреплен Святой Стяг, и обратился с речью к окружавшему его морю ратников. Он напомнил им о славе их предков и описал зверства шотландских завоевателей. «Ваше дело правое! Вы отстаиваете самих себя! Клянусь, — вскричал он, хватая за руку графа Албемарльского, — клянусь, что разобью сегодня шотландцев или сгину». — «И мы клянемся», — вскричали теснившиеся вокруг него бароны». — Xейлз, т. I, стр. 90.