Валерий Воскобойников - Братья: Кирилл и Мефодий

— Прежде, пока ты не был кесарем, так не говорил.

В словах царя даже Константин расслышал угрозу.

Михаил сдвинул к Варде несколько чаш с вином.

— Пей на моих глазах, а потом управляй.

Здесь, при посторонних, Варда не посмел сопротивляться, он лишь вздохнул обреченно и поморщился. Михаил пьяным пристальным взглядом следил, как освобождается посуда, как вино стекает уже мимо рта Варды.

— Так всегда будет, — сказал он, придвинув последнюю чашу.

Кесарь посидел несколько минут молча, потом ему стало дурно, и служители увели его из палаты.

А царь пересел еще ближе к Василию.

Под конец пира Константин услышал, как Василий тихо втолковывает царю:

— Говорю, он всю власть из рук вашей царственности мечтает вырвать. Раньше-то с утра до вечера пьяней меня ходил, а теперь все трезвый и распоряжения отдает.

Фотий попросил Константина написать книгу о путешествии к хазарам. Одновременно Константин писал несколько небольших книг по грамматике различных языков. Он сопоставлял их, выводил общие законы и правила.

В столице Византии — городе самых образованных людей в европейском мире — о Константине уже говорили как об ученом, самом образованном в языках и письменности различных народов.

Однажды поздно вечером они с Фотием прогуливались по саду.

В городе уже было пустынно. С моря дул прохладный ветер. Фонарщики давно зажгли огни на главной улице, и тени от прохожих то удлинялись, то, переплетаясь, расходились.

— Я часто думаю о тебе, — говорил Фотий. — Я понимаю, государственная служба в нынешний век тебе неприятна. Но ведь есть и другие дела. Будет преступно, если человек с твоими способностями исчезнет во времени, не оставив следа… — Он помолчал, может быть, подумал, что Константин ответит, потом заговорил снова: — Двадцать лет назад ты впервые пришел ко мне. Ты был наивным провинциалом, но скоро стал первым в кругу сверстников. Я часто удивлялся твоим поступкам. Любое дело, за которое ты берешься, тебе удается. Другие рады бы исполнить те же дела ради богатства и почестей, но у них ничего не выходит. Ты же справляешься с любой трудностью и не ждешь наград. И все-таки я жду от тебя более высоких дел, чем находка останков Климента и удачные посольства.

— Ты прав… Я уже давно думаю о деле, которое было бы полезно народам… — Но тут Константин, как уже было однажды, сам себя оборвал: — Расскажу тебе об этом после.

Дома он зажег светильник и принялся за описание законов построения славянского языка.

Он, нашедший останки Климента, в глазах церкви поставил себя очень высоко. Оставалось ждать удобного случая…

В столицу прибыли послы из Моравского княжества. Рассказали они, что послал их князь Ростислав из города Велеграда, что шли они через земли валахов и царство Болгарское и было у них от князя важное поручение.

Князь Ростислав просил прислать ученых мужей.

— Наш народ, — объясняли послы, — уже принял христианскую веру от западных латинских священников. Но не понимает народ ни языка их, ни языка учителей из немцев, которые пришли вместе с ними. А потому просим прислать нам такого учителя, который наставил бы нас на истинный разум и правду.

Константин слушал послов и удивлялся. Прибыли они издалека, а можно было подумать, что родились в Солуни. Настолько речь их была близка к языку солунских славян.

На другой день во дворце собрался совет.

Их было шестеро: сам василевс — двадцатичетырехлетний Михаил, кесарь Варда, Фотий, новый логофет, заменивший Феоктиста, Константин и Василий Македонец. С Василием царь был теперь неразлучен.

— Послать наших людей в землю князя Ростислава надо обязательно, — сказал кесарь и вопросительно посмотрел на Михаила.

Михаил попробовал заспорить:

— А нужны ли нам эти моравы? Какая от них польза?

— Польза большая, — принялся спокойно, словно малому ребенку, объяснять Фотий. — Польза в том, государь, что на многих землях, принадлежащих твоей стране, сейчас обосновались арабы. Враги окружают государство со всех сторон, а друзей становится меньше. И когда целый народ предлагает нам дружбу, отдает себя добровольно под влияние нашей церкви, от этого нельзя отворачиваться.

— Ну что ж, давай пошлем. Назови мне имена этих людей.

Фотий взглянул на Константина.

— Я думаю, такой человек находится среди нас, — произнес Фотий.

Теперь уже все повернулись к Константину.

— Ты не так здоров, чтобы ходить на мои пиры, но, кроме тебя да твоего брата, в самом деле послать некого — кто еще так хорошо знает язык славян! — сказал сам василевс Михаил.

Это был редкий случай, когда Михаил не приказывал, а просил.

Константин понял, что пора заговорить и ему.

— В моравскую землю я пойду с радостью. Но прав василевс — будет ли от этого польза?

Теперь даже сам Михаил удивился.

— Польза будет только в том случае, — стал объяснять Константин, — если у них есть грамота. Есть ли у них грамота? — Он посмотрел в глаза царю.

— Грамоты у них нет, государь, — уверенно сказал Фотий. — Народ их неучен и дик. Потому послы и пришли к нам за помощью.

— А ты их своими речами просвещай, — начал было Михаил.

— Просвещение народа без книг на его родном языке равносильно усилиям писать на воде, — тихо, но твердо ответил Константин.

Фотий догадался, чего добивался сейчас Константин, и подхватил:

— Книги, писанные на языке славян, необходимы, государь.

Лицо Михаила покраснело от обиды и злости. Он посмотрел на Варду.

— Зачем надо было собирать совет! Приказали бы, да и все — пусть бы попробовали ослушаться, — капризным детским голосом проговорил Михаил.

Варда с притворным смирением нагнул голову.

— Прикажи, государь.

— Вот я и приказываю, — Михаил говорил по-прежнему обиженным голосом, — раз нет у славян грамоты, значит, надо ее составить. И книги, которые нужны, перевести с нашего языка на славянский.

Константин смиренно, как только что Варда, склонил голову. Он старался не показывать радости.

— Не сразу я догадался о твоем замысле, — говорил Фотий Константину, когда они возвращались из дворца. — Признайся, именно об этом большом деле ты и хотел сказать мне недавно?

Константин согласно кивнул.

— Что ж, можно сказать, первое сражение ты выиграл. Василевс лично приказал тебе составить для славян грамоту, и теперь никто не скажет, что мысль эта исходила от самого тебя, не обвинит в сатанинском замысле. До каких только хитростей нам не приходится опускаться, разговаривая с царями. — Фотий горько улыбнулся. — А я сейчас пишу книгу, где утверждаю, что воля императора всегда должна быть ограничена советом из людей разумных и опытных в управлении страной.