Валерий Воскобойников - Братья: Кирилл и Мефодий

Парень взял кошелек, пересчитал деньги и удивленно покачал головой.

— С такими деньгами, господин, в одиночку по городу не ходят. А вам, — он снова повернулся к нищим, — мало пятидесяти оболов, что дали в церкви? Да на это до вечера веселиться можно. Плотники в три раза меньше зарабатывают. Увидели господина молодого да слабого…

Мужчина, стоявший на коленях, быстро поднялся, отряхнул одежду и недовольно нахмурился.

— Я сам подал им, — сказал Константин.

Парень, как и Андрей недавно, сокрушенно вздохнул.

— Не дело это, господин, подавать такую жирную милостыню. Две номисмы мы, так и быть, возьмем, отблагодарим твою доброту. — Парень протянул кошелек Константину. — Держи крепче и не соблазняй бедных жителей.

Он повернулся к толпе, увидел, что все следят за ним с ожиданием, и крикнул:

— Пошли молиться за здоровье доброго господина!

Нищие шумно двинулись за ним следом и скрылись в ближнем кабаке.

Константин оглянулся и наконец увидел Андрея.

— Прости меня, мне нельзя было отпускать тебя в одиночку. Если хозяин узнает о том, что было, он прикажет дать мне плетей и будет прав.

— Откуда же он узнает? — удивился Константин.

— Разве ты не расскажешь ему о том, что произошло сейчас?

— Зачем рассказывать, если это грозит тебе наказанием?

— Спасибо, господин мой, я буду молить бога о твоем счастье! — Андрей схватил руку Константина, поцеловал ее. — В который раз за день ты показываешь мне свою доброту!

В Константинополе об учености Фотия ходили легенды.

Слуга Андрей даже испугался, когда узнал, что Константин будет учиться у него.

— Разве ты не слышал — он знается с нечистой силой! — прошептал Андрей, озираясь и крестясь. — Невозможно простому человеку вместить в свою голову столько познаний. Все говорят, что при нем состоит демон Левуфа, с виду похожий на эфиопа, он охраняет Фотия и обучает тайнам эллинских наук. Фотий отыскивает повсюду книги язычников и хранит дома.

У Фотия в доме собиралось человек по десять учеников сразу. Они давно знали друг друга, и Константин сел в сторонке.

Он думал, что Фотий — глубокий старец с длинной седой бородой, а это оказался стройный человек, ему и сорока не было.

В Солуни учителя приказывали заучивать урок наизусть и мало что могли объяснить сами.

Здесь же все беседовали вольно.

Сосед Константина, юноша с длинными руками и тонким лицом, прочитал стихи:

Все стали рассуждать, правильно ли это, или все-таки лучше какая угодно, но победа. Фотий принимал участие в беседе наравне с ними. Он вспоминал знаменитых полководцев и ученых, когда и кто отказывался от недостойных побед.

Константин сидел по-прежнему в сторонке и молчал. Ему-то казалось, что он тоже участвует в разговоре, спорит с одним, соглашается с другим. Он даже головой иногда кивал.

— А что думаешь об этом ты? — спросил вдруг его Фотий и дружелюбно улыбнулся.

— Я? — Голос у Константина прервался от волнения. — Я думаю, что он, — Константин показал на своего соседа с тонким лицом, — я думаю, что он сочинил очень хорошие стихи.

Неожиданно ученики захохотали, и громче всех смеялся сосед.

— Я сочинил! Ой, умру — я сочинил!

Константин не мог понять, отчего все смеются, и сидел, опустив голову.

Один лишь Фотий был серьезен и смотрел на учеников строго.

— Я думаю, ты извинишь их, — сказал Фотий Константину, когда стало тихо. — Ведь они два года назад тоже не знали стихов знаменитой Касии. Они и радуются тому, что успели прочитать их.

Больше никто не смеялся, а Фотий рассказывал, как строится стих, как чередуются слоги, читал на память Гомера и Гесиода. Иногда он обрывал чтение на полуфразе и говорил:

— К несчастью, эти стихи дошли до нас лишь в отрывках, и мне пока не удалось отыскать их полностью.

Потом, когда все уже расходились, Фотий позвал Константина в другую комнату. Это была библиотека: здесь хранилось настоящее богатство. На столах, на специальных подставках лежали старинные папирусные свитки и книги, писанные на пергамене. Даже запах был здесь особый, книжный.

— Это лишь небольшая часть древних сочинений, которую мне удалось отыскать. Их считали навсегда утраченными, — объяснил Фотий. — Ты можешь взять на время любую книгу, какую захочешь. Сегодня мы заговорили о Касии. Возьми эту книгу ее стихов. Она мне особенно дорога, Касия их переписала специально для меня.

Константин вышел из дома Фотия и увидел, что ученик с тонким лицом поджидает его.

— Прошу тебя, прости мой смех. Я не хотел обидеть тебя.

— Я сам виноват, что не знал знаменитых стихов, — ответил Константин.

Они пошли по улице вместе, и ученик стал рассказывать про Касию.

Его отец был знатным чиновником и знал, что Касия чуть не стала женой императора Феофила.

Когда мать Феофила решила, что пора сыну жениться, она собрала лучших невест страны. Из них она отобрала семь, самых достойных. А потом она дала Феофилу яблоко и сказала, чтобы он протянул его выбранной девушке.

Феофил подошел к Касии и хотел протянуть яблоко ей.

Но в последний момент испугался ее красоты и ума и передал яблоко Феодоре, которая стояла сзади.

Касия была оскорблена. Самые видные люди государства влюблялись в нее и мечтали взять ее в жены, но она построила рядом со столицей монастырь и теперь там живет.

Зато стихи ее, эпиграммы и гимны знает весь Константинополь.

— И хотя брат Фотия женат на сестре царицы, сам Фотий тоже чтит Касию, — сказал ученик напоследок.

Льва Математика знал каждый житель Константинополя.

И не потому, что Лев Математик был племянником патриарха Иоанна Грамматика, и вовсе не потому, что его послали епископом в Солунь.

Лев Математик был ученейшим человеком. Многими его изобретениями пользовались византийцы.

На границах с арабами никогда не было покоя. И пока скакали вестники, уходило нужное время, помощь запаздывала.

Лев изобрел простой телеграф.

На пограничной крепости и во дворце ставятся одинаковые часы. Под каждым часом написано свое событие: нападение, пожар, землетрясение. Всего двенадцать возможных случаев.

Если нападали арабы, ровно в два часа зажигали на пограничной горе сигнальный огонь. Этот сигнальный огонь в ту же минуту видели на вершине другой горы и зажигали свой. От вершины к вершине, от башни к башне больше тысячи километров проходил сигнал минут за пять-десять.

Если случился бы пожар, сигнальный огонь зажгли бы в четыре часа — о пожаре было написано именно под цифрой четыре.

С тех пор об опасных событиях царь узнавал в тот же день.

Феофил затеял постройку новых палат. Он хотел поразить мир роскошью и красотой своего дворца.