Валерий Воскобойников - Братья: Кирилл и Мефодий

В церквах сегодня было пусто. Лишь голоса служек-клириков гулко звучали в храмах. А столичные жители с утра собирались на ипподром, чтобы занять места поудобней.

Порой и монах, прячась за спины, прокрадывался на ипподром, чтоб краем глаза посмотреть зрелище, а потом отмолить свой грех.

На витринах лавок ювелиры выставили самые изящные свои изделия. Улицы были украшены золотыми шелками. А торговцы на подходах к ипподрому раскинули лотки, угощали народ вином, сыром и хлебом, овощами и рыбой.

Издавна зрители делились на четыре партии. Но главными были две — партия голубых и партия зеленых. Каждая содержала своих коней и своих наездников. Представители партий являлись на царские праздники, чтобы славить василевса от имени народа.

Члены царской семьи вместе с приближенными наблюдали за состязаниями с особого строения — кафизмы. Кафизма опиралась на 24 мраморные колонны, и выходили на нее цари прямо из дворца по специальной галерее. В том же строении был зал для приема гостей, чтобы царь мог пообедать, не уходя с ипподрома.

Константин любил смотреть, задрав голову, на башню, возвышавшуюся над кафизмой. Там, на башне, в небесной голубизне готовы были сорваться с места четыре бронзовых мускулистых легконогих коня работы гениального скульптора Лисиппа, современника Александра Македонского. Лисипп сделал эти изваяния для Коринфа. Прошли века, и Рим перевез их к себе. Через несколько столетий коней забрал Константинополь. А после того как крестоносцы разорят столицу Византии, бронзовые кони перекочуют в Венецию и украсят портал собора святого Марка.

Лавочники и чиновники, плотники и каллиграфы, торговцы шелком и воины-стратиоты, матросы и вольноотпущенники заполнили скамьи ипподрома. Все они громко переговаривались, ждали, когда появится наконец царская семья.

В это время Константин стоял во дворце вместе с Феоктистом, кругом были другие знатные сановники. Издалека доносился гул ипподрома. Слуги собирали наследника.

Появился трезвый и важный Варда. Наследника он вел за руку. Телохранители, стерегущие переход на ипподром, расступились, замерли. Варда с наследником двинулись первыми, за ними торжественной процессией шли приближенные.

На кафизме Варда поднял наследника, показал народу. Народ, увидев мальчика, одетого в шитые золотом шелка, в багряные сапожки — знак царской власти, приветствовал его стоя.

Приближенные расходились по своим местам. Константин стоял рядом с логофетом, оглушенный криками многих тысяч людей.

Наконец эпарх кивнул глашатаю. Глашатай встал возле медной двери у основания кафизмы. Его голос считали как бы голосом самого императора. Поймав кивок эпарха, глашатай важно выпрямился, вобрал воздух и провозгласил на весь ипподром:

— Да озарит мой свет всех вас, ромеи! Начинайте!

Первыми шли соревнования в искусстве наездничества.

Наездники выезжали на красавцах конях, привезенных со всего света — из далекой Испании, от арабов, из хазарских степей.

Уже во втором заезде случилась беда.

Сильный, в рыжих яблоках конь внезапно остановился перед барьером, наездник упал и разбил лицо. Он тут же поднялся, позвал своего коня. Но конь уже мчался по ипподрому, искал место, откуда можно вырваться на свободу.

Поле ипподрома отделялось от зрителей небольшим рвом. Вышедший из повиновения конь легко мог перемахнуть через него.

Ипподром затаился в страхе.

Навстречу коню бежали служители, а конь был уже совсем близко от передних рядов зрителей.

Но тут нагнал его другой наездник. В мгновение он поднялся на своем коне и перепрыгнул на одичавшую лошадь.

И уже не дикий, вырвавшийся на волю зверь, а смирный, покорный наезднику конь был под ним! Наездник повернул коня и лихо прошел на нем преграды, выставленные на ипподроме.

Зрители славили его так же громко, как недавно малолетнего Михаила. Особенно сильно радовались голубые. Неудачник принадлежал к партии зеленых. Те поносили его, грозили кулаками.

Победитель как раз проезжал мимо кафизмы, радостно подняв руки. Лицо его показалось Константину знакомым.

В перерыве народ развлекали цирковыми выступлениями.

В это время служители очищали ипподром от преград.

Теперь начались состязания на колесницах.

И снова победил всех возница со знакомым лицом.

Он и тут пришел первым, а потом сделал по ипподрому почетный круг.

— Победил в состязаниях Василий из Македонии! — объявил глашатай.

Варда поманил к себе Василия. Тот подъехал к кафизме, спрыгнул на землю и поклонился до земли. Варда, милостиво улыбаясь, бросил ему сверху кошелек, набитый деньгами. Василий ловко поймал его, снова поклонился, а когда поднимал голову, заметил Константина, сидевшего вблизи Варды, и весело подмигнул ему.

Тут уж Константин узнал его. Это был тот самый человек, с которым вместе когда-то подходили они к столице. Человек, выручивший однажды Константина от нападавших константинопольских нищих.

Народ нехотя расходился с ипподрома после состязаний. Константину и Феоктисту полагалось проводить царскую семью. Феоктист остался во дворце, чтобы переговорить о делах, а Константин вместе со слугой Андреем отправился домой.

Люди стояли у портиков, сидели в кабачках и всюду обсуждали бега.

Когда Константин пересекал площадь Августеон, от толпы, облепившей колонны царского портика, отделился Василий Македонянин.

— Однажды я брал у тебя взаймы, юный господин. Теперь я сам могу дать в долг кому угодно. — Василий вынул тяжелый кошелек, который бросил ему Варда, потряс в воздухе.

Он достал три золотые монеты и протянул Константину.

— Ты брал у меня две номисмы, — растерянно проговорил Константин.

— Все так же прост! — засмеялся победитель состязаний. — Кто же дает в долг без прибыли? Одна номисма — это твоя прибыль. — Он повернулся к толпе и зычно крикнул: — Эй, уличные жители! Сегодня все кабаки наши!

— Ведь пропьет деньги, — растерянно сказал Андрей, — мне бы часть их, чтоб выкупиться ка волю.

Прошло десять лет с того дня, когда Константин впервые въехал в город. Теперь он знал столицу, словно родился здесь.

За эти годы он стал выше ростом, но был по-прежнему неширок в плечах, издали его могли принять за подростка.

Слуга его, Андрей, оставался при нем.

Когда-то он продал себя логофету за тридцать номисм, чтобы отец и братья купили булочную. Казалось, родные Андрея работали изо всех сил, но отработать те деньги не смогли.

За эти годы Андрей растолстел, и, если бы не одежда, со стороны могло показаться, что это он важный господин.