Галина Абрамова - Графика в психологическом консультировании

Движения человека в ситуации консультирования психолог использует и для понимания контекста его переживаний, для понимания тех сил, которые привели к нарушению логики индивидуальной жизни. При этом психолог пользуется языком тела, который ему известен. Думаю, что нет смысла говорить о том, что этот язык не универсален, что он имеет такое же культурно обусловленное строение, как и любой язык, поэтому психологу надо изучать его, как и любой язык, в котором есть значение и смысл, текст и контекст, автор и адресат, тема и предмет общения.

Результаты работ по психосоматике позволяют нам сегодня много рассуждать о телесности и ее свойствах как медиатора, о специфичности переживаний тела и его движений, однако в практике индивидуальной жизни всегда есть тот оттенок авторства движений, который позволяет оценивать их как естественные и неестественные для этого человека. Мне думается, что движение становится воздействием на сознание только тогда, когда оно живое, а не механическое. Живое движение имеет множество степеней свободы, оно избыточно по своим целям, поэтому оно порождает новые формы. Я не знаю, как точнее описать качества этого движения, но человек всегда чувствует, когда что-то делают специально, а что-то естественно. Например, естественно улыбаются или обнимают, естественно хмурятся или меняют позу, те же самые действия, выполненные неестественно, вызывают совсем другое чувство. При этом неважно, были ли эти движения его собственные или они были направлены на другого человека, различие в качестве воспринимается как очевидное. Любое движение, живое и механическое, может стать медиатором, но различие, по-моему, налицо. Живое движение порождает новые формы сознания, а механическое может разрушить даже существующие или создать фантом – пустую форму. Это хорошо известно, например, в сексологии, когда обсуждается вопрос о технике сексуальных отношений. Это возникает как проблема выбора опосредующего движения в консультировании. Решение ее для психолога всегда связано с пониманием характера человека, который переживает жизненный стресс.

Существующие сегодня в психологии психосоматические типологии характеров открывают, как думается, в этом отношении большие перспективы.

Слово . Тема слова как средства, опосредующего психическую жизнь человека, представляется неисчерпаемой. В консультировании здорового человека, переживающего жизненный стресс, есть ряд проблем, связанных с восприятием слова и использованием слова для построения собственного текста. Эти проблемы и позволяют обсуждать вопросы использования слова как формообразующего средства в ситуации консультирования.

Какие это проблемы?

Прежде всего – изменение чувствительности к слову. Это изменение можно описать как в показателях возрастания чувствительности, так и в показателях ее уменьшения. Однако несомненным кажется факт измененной чувствительности, что делает человека или обостренно чувствительным к слову или наоборот – закрытым для его восприятия. Это относится ко всем формам слова – устному и письменному, диалогическому и монологическому. Показательны в этом отношении факты, когда человек явно не воспринимает подтекста, не чувствует отношения, которое выражает сам или которое выражают по отношению к нему, повторяет одну и ту же тему, воспроизводя текст с точностью до слова и интонации. Эти и другие факты измененной чувствительности к слову дают возможность обсуждать проблему структурирования сознания с помощью слова как проблему восстановления его диалогичности.

Другие проблемы связаны с тем, что у человека, переживающего жизненный стресс, актуализируются пустые формы – фантомы сознания, которые препятствуют осуществлению «Я»-усилий. Эти пустые формы воспроизводятся как система идей, например, идеи о невозможности осуществления усилий («Я ничего не могу больше сделать»), или идеи о содержании своих качеств, разрушающих ситуацию жизни («Я – плохая мать»), или идеи о невозможности преобразования жизни («Все, уже поздно, ничего нельзя сделать…») и т. п. Эти идеи имеют словесное выражение, которое, как пустая форма, воспроизводится в сознании, не порождая в нем новых качеств.

Третья группа проблем проявляется как отсутствие полифоничности в тексте человека. Он, переживая жизненный стресс, фиксирован на одной позиции, и эта фиксированность задает или одну, или несколько тем его текста. При этом можно наблюдать и фиксированность адресата, и фиксированность контекста, которые воспроизводятся с большой точностью. Обычно люди отмечают это сами как проявление навязчивости («Думаю об одном и том же», «Повторяю и повторяю про себя то, что должна была бы сказать ему» и т. п.)

Еще одна группа проблем, связанная с использованием слова как медиатора, проявляется как обесценивание слова («Что и как ни говори, ничего не действует», «Словами не поможешь», «Он меня не слышит, он вообще слов не понимает» и т. п.). Обесценивается не только слово вообще, но и собственная возможность построения текста и использования слова для воздействия на другого человека и на себя («Не могу найти нужные слова», «Поговорите с ним вы, у вас получится, я уже все сказала, что могла» и т. п.).

Эти проблемы требуют особого внимания к слову как к средству, которое психолог может использовать для воздействия на сознание другого человека.

Большое внимание, которое уделяется всем видам словесного творчества (терапевтические новеллы, истории, словесные метафоры и т. п.) в психологической практике профессионального воздействия на сознание другого человека, показывает безусловно неограниченные возможности, которые есть в слове, если оно живое, для процессов формообразования в сознании человека.

В консультировании главным вопросом для психолога, использующего слово как медиатор, встает вопрос об организации живого диалога с человеком, который переживает жизненный стресс. Думаю, что это самое существенное условие, при котором возможно движение в сознании переживающего человека.

Живой диалог – это диалог, где его участники действительно слышат друг друга, а не только слушают, действительно видят, а не только смотрят, действительно чувствуют, а не обманывают себя. Это трудно, трудно уже потому, что это ситуация, которая предъявляет требования к психологу; я назвала бы их требованиями быть живым. Это одна из личных проблем, которая есть у людей (не будем относить психолога к сверхчеловекам), и о ней в свое время Г. И. Гурджиев говорил как о сне наяву, который мешает человеку быть живым.

Психолог может знать множество сказок, новелл и метафор, он может четко излагать сложнейшие психологические идеи, но все это не будет иметь реального значения для человека, если психолог не может вести живой диалог с конкретным человеком, где слова рождаются и становятся основанием для обоснования «Я»-усилий человека, переживающего жизненный стресс. Живое общение – это искусство говорить правду, ту самую правду о голом короле, которую… от психолога не ждут. Говорить правду, восстанавливая внутренний диалог самого человека, в котором ему нужен собеседник и адресат его текста, нужны средства для построения этого текста и нужны подтекст и контекст, делающие текст не пустой формой…