Михаил Коршунов - Девять возвращений [Повести и рассказы]

Юре мучительно захотелось в лабораторию. Сесть за свой монтажный стол, пропитанный запахами реактивов. А теперь приходится держать перед собой кусок фанеры из платяного шкафа. Пахнет он мебельным клеем и нафталином.

Хотелось самому заняться ртутной лампой, испробовать, как выдержит нагрев и импульсы. А то будут копаться. Что там Мами? Голова небось занята клипсами и нейлонами — до сих пор не справится с капилляром!

Ландольта и «Критикал тейблс» можно послать к черту с их жалкими данными о ртути, а прямо начинать опыт с РСД. Здесь ртуть себя и покажет — и критическую температуру, и давление. Еще в запасе имеются индий и галлий. А если капилляр разнесет? Что тогда? Увеличить его толщину? Но на сколько?

Юра прочитал еще несколько страниц обзора, пробежал глазами кривые характеристик. Все-таки основные надежды на ртуть. Не зря ее теперь используют рабочим телом в котлах. Да что же они там копаются с капилляром?

Зазвонил телефон.

Юра сорвал с рычага трубку.

— Я, Мами, я! Да не тяните же. Выдержал? Какое давление? Та-ак. Постойте, я закурю. Мариша! Мариша! Ну, где же ты?

Вбежала Мариша.

— Пожалуйста, спички. Завалились за подушку.

Мариша отыскала спички, дала прикурить.

— Спасибо. Две тысячи атмосфер, Мами. Это именно то, что надо. Тащите к телефону Стибуна. Стибун, приступайте к опыту с лампой. Да, да, РСД. Импульсник у Алехина взял? Прекрасно. Внешний кожух долой. Подогрей ее кислородной горелкой и подключи к импульснику. Определи частоту следования и грей. Да, да. Нещадно грей кислородом. Мами посади к приборам, пускай записывает показания.

Кончив разговор, Юра занялся Лёбом.

Вскоре из лаборатории опять позвонили: РСД лопаются, не выдерживают. Горячая ртуть забрызгала лабораторию.

— Спокойно и по порядку, — потребовал Юра.

И Стибун рассказал все по порядку.

Пока РСД не грели, получались яркие вспышки. Импульсник давал почти полную мощность. Боялись его запороть, потому что Алехин предупредил — запасного нет. Потом сняли с РСД кожух и начали осторожно греть кислородом. Но ввод треснул. Мами получила на складе другую лампу. Грели и подавали импульсы. Лампа взорвалась.

— А почему она взорвалась? Опять ввод полетел?

— Не знаю.

— Повторите все заново. Погодите, я вам буду сейчас звонить. Алехин у себя?

— Не видел его с утра.

Юра соединился с коммутатором института:

— Дайте Алехина.

Пауза.

— Алехин не отвечает.

— Тогда заместителя директора по научной части.

Трубку снял сам Кедрин.

— Дементий Максимович, это Галанов. Мне нужен большой вытяжной шкаф. Распорядитесь, чтобы химики пустили к себе. Дня на два. У них самый большой.

— Юрий Николаевич, — ответил Кедрин, — вы же химиков знаете.

— Знаю. Собственники они паршивые.

— Это, пожалуй, вы их слишком.

— Ничего, стерпят. Дементий Максимович, ну посудите сами, не могу же я травить людей ртутью. И охрана труда кричать начнет — акты, протоколы. Вам же неприятности. Спасибо. Не беспокойтесь, поведем себя лояльно.

Юра опять вызвал коммутатор, лабораторию:

— Стибун, завтра продолжите опыты с РСД у химиков в вытяжном шкафу. Кедрин разрешил. Понимаю. А вы напустите на них Мами — пусть ругается или очаровывает, но шкаф получит. Следите за вводами.

Юра положил трубку, вздохнул.

Вводы — серьезное препятствие, которое его ожидает. Если в РСД впаи не выдерживают, значит, в капилляре тоже не выдержат. А чем заменить впай?

В дверях опять Мариша:

— Юра, съешь что-нибудь. Я сварила бульон, нажарила гренок с сыром. Редиску на базаре купила, огурчики.

Юра подозвал ее к себе:

— Сядь.

Мариша села на уголок дивана.

— Ближе сядь.

Она села ближе. Он обнял ее за талию.

— Ты прости меня, что я так сегодня. Ну, с папиросами. Хочешь, я не буду курить? Совсем не буду. Вот забери их и спрячь.

Он протянул ей пачку с папиросами.

Мариша взяла ее, улыбнулась.

— Не веришь? Тогда побожусь — аты-баты, побьют меня солдаты, боярин Прокоп бросит в укроп.

— Вот теперь верю! — засмеялась Мариша.

Сыплются на пол карандаши, в сердце перебои: пружина медленно раскручивается.

Юра считает в уме — один, два, три, четыре. Стучит пальцами по доске. Не помогает.

С каждым приступом боль становится злее и продолжительнее.

Звонит телефон — Стибун или Мами из лаборатории. Юра не может взять трубку: боится — не удержит.

Телефон умолк.

Давление пружины нарастает — сколько же сегодня у нее витков?

Опять звонит телефон или ему чудится? У Стибуна, очевидно, по-прежнему летят в капиллярах вводы. Он может и не звонить, Юра сам все знает. Но ничего другого он еще не придумал.

Кажется, он теряет сознание.

Открыл глаза. Будто закрывал на мгновение, а перед ним уже Мариша и Илья.

Мариша трет виски мокрой салфеткой. A-а, нашатырный спирт. Илья со шприцем — шприц полный, желтоватый. Морфий!

Юра хочет сказать Илье, чтобы не смел.

Илья наклонился, делает щипок на руке, сейчас уколет.

Юра собирает остатки сил и отталкивает его.

Илья от неожиданности роняет шприц. Юра слышит звон разбитого стекла.

Мариша закусила губы, моргает, моргает, чтобы не заплакать.

Последний виток, и пружина остановилась. Можно вздохнуть.

— Ты извини, кандидат наук, — говорит Юра. — Дай лучше пить.

— Ладно, — кивает Илья и дает ему со стола чашку с водой.

Мариша подбирает осколки шприца и ломаные карандаши.

— Старый товарищ называется, и туда же со шприцем. Обещал мне, трепач.

Илья приподнял ему голову, чтобы удобнее было пить.

— Помалкивай. Сам трепач.

— Что? Аэросани вспомнил?

— А ты думал!

Юра попросил еще пить, потом устало закрыл глаза.

Илья показал Марише на дверь, и Мариша осторожно вышла. Илья раскрутил контактную розетку телефона, выдернул шнур и тоже незаметно вышел.

У Юры в комнате производственное совещание. В креслах и на стульях сидят Мами, Стибун и еще двое новых работников — Ильичев и Григорьян. Алехин недавно прикомандировал их к Юриной группе.

Юра давал задание по разработке вводов. Были испытаны уже всякие вводы — и проволочные и жидкостные. Но все не выдерживали высокого давления.

Порой думалось, что тупик, преграда, которую не одолеешь.

Мариша сжалилась и предложила папиросы. Юра отказался.

Ни на минуту не расставался с фанеркой из платяного шкафа. Илья смастерил на ней защелки, которые удерживали в любом положении бумагу, логарифмическую линейку, а сбоку самопишущую ручку. Так работать лежа было намного удобнее.

Юра исписал уже стопку бумаги — расчеты, наброски, эскизы. По привычке пошли в ход поля справочников и журналов. Даже фанерка с двух сторон покрылась формулами и цифрами.

Многое из придуманного испытывалось в лаборатории, но большая часть оставалась на месте, на бумаге.