Олег Бедарев - Мы с Витькой [Повесть]

— Ах вы, мазурики! Вот я вам покажу, как чужие висули проверять!

Рослый парень лет шестнадцати бежал к нам, потрясая в воздухе палкой.

Для размышлений не оставалось времени, и потому, бросив улов, я пустился что было духу по лугу. На шаг-полтора сзади во всю прыть бежал Витька. Я слышал его прерывистое дыхание. Я догадывался, что еще дальше сзади бежит хозяин удочек, но неясно было, почему он так недоволен нашей заботой о его улове.

Остановились мы с Витькой только в густом леске, вдали от берега, когда убедились, что погони близко нет.

— Он, наверное, подумал, что мы хотим рыбу себе забрать, — предположил Витька, едва переводя дух. — Надо было ему сказать…

— А чего же ты не сказал? Подождал бы, да и объяснился, — посоветовал я, держась рукой за грудь, откуда, казалось, хотело выскочить сердце.

— Да, объяснился бы… — выдохнул Витька.

Оба чувствуем незаслуженную обиду. Вот и делай людям добро! Они же, не разобравшись, обвинят тебя в чем ты ни капельки не виноват. Как можно нас заподозрить в воровстве? Но такая несправедливость, видимо, произошла.

— И корабль наш там, — вспомнил я о нашем плоте, оставшемся в зоне неприятеля.

Чердак старого дома напоминает судно, потерпевшее кораблекрушение и выброшенное случайной волной на неведомый остров. Тут и обломки снастей, и незнакомые предметы со следами времени и бурь, перенесенных ими. И все это в таинственном освещении чердачного полумрака. Небольшим снопом свет падает через крохотное лобовое окошко, будто с тру дом пролезает в узкие щели и щелки.

На чердак дома мы с Витькой попали в родительскую субботу (так назвала ее Аграфена Васильевна, отправляясь в церковь за пять верст). Мельник еще раньше ушел в правление колхоза и обещал прийти домой только вечером.

Бабка собиралась долго. Она спрятала в сундук спички, запретив нам пользоваться огнем. Потом несколько раз с начала до конца повторяла, чем и как мы должны питаться. Перечислялось столько всевозможных блюд и закусок, что если бы Аграфене Васильевне случилось задержаться на месяц, то мы и тогда бы с голоду не умерли.

Наконец бабка ушла, и мы отправились по скрипучей лестнице на чердак. Прежде чем, приглядевшись к полумраку, начали различать очертания предметов, мы услышали терпкий сладковатый запах березовой рощи. Так пахнет в лесу погожим осенним днем, когда листья облетели и покрыли всю землю, а те, которые еще остались на деревьях, пылают под солнцем огненно-рыжим пламенем. Когда глаза привыкли к темноте, мы разглядели березовые веники, висевшие на одной из балок. Это они принесли сюда запах рощи.

Мысль сравнить чердак с судном, потерпевшим кораблекрушение, пришла Витьке, после того как он нашел ветхое деревянное колесо, напоминавшее штурвал старинного парусного судна. Позднее мы выяснили, что это всего-навсего колесо от прялки, которой когда-то пользовалась бабушка.

Она рассказывала, что в те давние времена девушки собирались по вечерам в одной какой-нибудь избе на посиделки. Садились по лавкам, каждая со своей прялкой, и за работой коротали длинные зимние вечера то с песней, то со сказкой. Потрескивали воткнутые в щели в стенах лучины, бросавшие тусклый красноватый свет, шуршали веретена и тянулась из-под руки бесконечная нитка. Тянулась, как время: не быстро, не скоро, но постоянно.

На одной из таких вечеринок познакомилась бабушка Аграфена с Никанором Николаевичем. Были они в ту пору оба молодые, и звали их тогда Грунька и Никашка.

Когда бабка Аграфена вспоминала о тех временах, я замечал, что глаза ее увлажнялись, а старческий скрипучий голос звучал глуше и будто готов был оборваться совсем. Мне почему-то в такие минуты становилось очень жаль ее. И я начинал понимать, что хотя она часто хмурится, ворчит и ругается, но в душе она добрый и хороший человек.

…А сейчас колесо бабкиной прялки валялось на чердаке, словно выброшенный волной штурвал старого фрегата, напоминая о далеких былых днях. Валялся он вместе со старыми, негодными серпами и косами, ржавыми замками и кринками.

— Серега, гляди-ка, — позвал меня вдруг Витька, вертя в руках странный предмет, какого я до сих пор не видел.

Предмет походил на вилку, только много больше по размерам. У этой вилки было не три, а семь толстых кованых зубьев, оканчивавшихся небольшими ершиками, как это делают на кончиках рыболовных крючков. Один крайний зуб был сломан наполовину. Деревянная часть, на которую был насажен невиданный инструмент, обломана в самом начале, и определить, какой длины была рукоятка в прошлом, невозможно.

— Что это такое, для чего? — недоуменно спросил Витька.

— Вилы? Так они совсем не такие, — соображал я вслух.

— Да, вилам и такой ерш ни к чему, — добавил Витька.

— Может быть, это рогатина, с какой на медведя ходили в старину? — пришло мне на ум.

— Они вроде бы деревянные делались и зубы длиннее, я на картинке видел, — возразил Витька.

— Сперва деревянные, а потом техника выросла, стали железные делать, очень просто…

— Разве такой медведя убьешь? Коротка. Кошку еще туда-сюда, заколешь…

— Сам ты кошка! — рассердился я и решил попробовать находку в действии.

Подыскивая глазами что-нибудь подходящее, я заметил еще одну странную штуку, висевшую в самом верху, где сходятся стропила.

Штука эта по внешнему виду несколько напоминала гнездо ласточки, какие я не однажды видел прилепленными под карнизами деревенских домов, но висела она совсем иначе и не имела отверстия, через которое могла бы попадать внутрь птица. Кроме того, и форма отличала этот предмет от гнезда. Был он сделан как бы из концентрических колец, постепенно уменьшавшихся книзу.

Дотянуться до новой находки, даже при помощи диковинной вилки, я не мог. Понадобилось подтащить сундук и поставить его на ребро. Став на него и приподнявшись на цыпочки, я легко достал рукой ;. Витька страховал меня, поддерживая рукой чуть ниже спины, и сгорал от любопытства.

— Ну, что там?

— Да погоди ты!

— Твердое?

— Вроде бы мягкое.

— Из глины?

— Не пойму. Вроде как вафля.

— Ты сними ее.

— Погоди. Дай взяться поудобней, а то еще изломаю…

Мои последние слова повисли в воздухе. Потеряв равновесие от страшной боли, я, несмотря на страховку Витьки, шлепнулся на песок, покрывавший весь чердак.

Я еще держал в руках оторванный от крыши странный предмет и не мог понять, почему у меня гудит в ушах. Только увидев Витьку, исполнявшего в бешеном ритме танец дикарей с заклинаниями, и обратив внимание на его руки, с огромной скоростью взмахивавшие около головы, услышав его душераздирающие вопли, я догадался. Догадался и Витька, так как он закричал: