Фрэнсис Бернетт - Маленький лорд Фонтлерой

— Вот как! — произнес он задыхаясь. — Вот как! Вы говорите, что мать ему ничего не сказала?

— Ни слова, мой лорд, — холодно отвечал адвокат. — В этом могу вас уверить. Ребенок приготовлен к тому, чтобы считать вас самым любезным и нежным из дедушек. Ничего, решительно ничего не было ему сказано, что могло бы хотя в малейшей степени заставить его усомниться в ваших достоинствах. И так как я во всей точности следовал вашим приказаниям, пока находился в Нью-Йорке, то он, наверное, считает вас чудом великодушия.

— В самом деле? — сказал граф.

— Даю вам честное слово, — сказал м-р Хавишам, — что впечатление, которое вы произведете на лорда Фонтлероя, будет всецело зависеть от вас. И если вы простите мне мою смелость, то я позволю себе высказать вам свое мнение, что вы будете иметь у него больше успеха, если остережетесь отзываться легко о его матери.

— Ба, ба! — произнес граф. — Мальчишке ведь всего семь лет!

— Эти семь лет он провел неразлучно с своею матерью, — возразил м-р Хавишам, — и она всецело господствует в его сердце.

Было уже совсем к вечеру, когда карета с лордом Фонтлероем и мистером Хавишамом проезжала по длинной аллее, ведущей к замку, Граф сделал распоряжение, чтобы внук приехал к его обеду, и по причине, лучше всего известной ему самому, он приказал также прислать ребенка одного в комнату, назначенную им для его приема.

Пока экипаж катился по аллее, лорд Фонтлерой, с удовольствием откинувшись на роскошные, мягкие подушки, с большим интересом всматривался в окружающее. В самом деле, все занимало его: и экипаж с запряженными в него большими, прекрасными лошадьми в блестящей упряжи, и высокий, рослый кучер, и выездной лакей, в их разукрашенных ливреях, а в особенности интересовали его гербы на дверцах; назначение их он никак не мог понять, и это заставило его познакомиться с лакеем и попросить его разрешить ему эту непосильную задачу.

Когда они доехали до главных ворот парка, он выглянул из окна, чтобы рассмотреть хорошенько больших каменных львов, украшавших эти ворота. Последние отворила для них молодая краснощекая женщина, вышедшая из красивого, обвитого плющом, домика. Вслед за нею выбежали из домика двое детей и широко открытыми большими глазами смотрели на сидевшего в экипаже мальчика, в свою очередь глядевшего на них. Мать их почтительно улыбалась и кланялась, что за нею по-своему повторили и дети.

— Разве она меня знает? — спросил лорд Фонтлерой. — Должно быть, она думает, что знает меня.

И он снял перед ней свою бархатную шапочку и улыбнулся.

— Как поживаете? — сказал он весело. — Здравствуйте!

Ему показалось, что женщине это понравилось. Улыбка распространилась по всему ее лицу, и в глазах блеснуло доброе чувство,

— Дай вам Бог здоровья, барин! — сказала она. — Желаю счастья вашему благородию! Милости просим!

Лорд Фонтлерой взмахнул своей шапочкой и еще раз кивнул ей головой, когда карета промелькнула мимо нее.

— Мне нравится эта женщина, — сказал он. — Видно, что она, должно быть, любит мальчиков. Мне хотелось бы прийти к ней и поиграть с ее детками. Мне кажется, что ей скучно жить здесь одной.

М-р Хавишам не сказал ему, что вряд ли ему будет позволено играть с детьми привратницы. Адвокат думал, что еще успеет предупредить его об этом.

Карета катилась все время между прекрасными большими деревьями, росшими по обеим сторонам дороги и простиравшими над нею свои широкие, кудрявые ветви. Кедрик никогда еще не видел таких больших, развесистых деревьев, с такими могучими, толстыми стволами. Он еще не знал тогда, что Доринкурский замок принадлежал к самым лучшим во всей Англии, что этот парк был один из самых обширных и красивых, и его деревья и аллея почти не имели себе равных. Но он понимал, что все это было очень прекрасно. Его радовала полная царствовавшая повсюду тишина. Он чувствовал какое-то особенное удовольствие при виде красиво переплетавшихся ветвей, бесчисленных зеленых лужаек, перемежавшихся с причудливыми очертаниями разнообразных кустарников и деревьев, то одиноко возвышавшихся своими стройными стволами среди мягкого травяного ковра, то сходившихся вместе в красивые группы и куртины. Местами поднимались целые кущи высоких папоротников, чередовавшихся с открытыми луговинами, казавшимися голубым ковром от массы покрывавших их колокольчиков. Несколько раз он вскакивал с радостным смехом, когда из-под зелени выскакивал кролик и быстрыми прыжками снова скрывался от них, подняв кверху свой короткий беленький хвостик. Раз даже шумно поднялась с земли целая стая куропаток и заставила его захлопать в ладоши от восторга.

— Не правда ли, какое это прекрасное место? — обратился он к м-ру Хавишаму. — Я никогда не видал такого прекрасного места. Оно даже лучше нашего Центрального парка.

Ему показалось несколько странным, что они так долго находятся в пути.

— Далеко ли, спросил он, наконец, — от ворот до парадного подъезда?

— От трех до четырех миль, — сказал адвокат.

— Как можно так далеко жить от своих ворот, — заметил маленький лорд.

Каждые пять минут он видел что-нибудь новое, что поражало и забавляло его. Он пришел в восхищение, увидав оленей, одних спокойно лежавших на траве, других — повернувших как бы в некотором недоумении свои прекрасно очерченные головы в сторону аллеи и смотревших на быстро катившийся экипаж, на минуту нарушивший безмятежную тишину их привольной жизни.

— Здесь был прежде цирк? — воскликнул он с оживлением, — или они всегда живут здесь? Чьи они?

— Они живут здесь, — ответил м-р Хавишам, — и принадлежат графу, вашему дедушке.

Вскоре после этого показался замок. Он встал перед ними своею стройною и величественною серою громадой, когда последние лучи заходящего солнца отражались яркими блестками в его многочисленных окнах. Здание украшено было множеством зубцов, башен и башенок; стены его местами скрывались под густой зеленью плюща, а перед главным фасадом простиралось обширное открытое пространство, разбитое на террасы, лужайки и куртины великолепных цветов.

— Никогда я не видал такого прелестного места! — сказал Кедрик, причем его круглое личико горело краской удовольствия. — Это напоминает какой-нибудь царский дворец, вроде тех, что я видал на картинках в одной книжке со сказками.

Он увидал растворенные настежь большие входные двери и множество стоявших в два ряда и смотревших на него слуг. Не понимая, для чего они тут стояли, он с удивлением рассматривал их ливреи. Он не знал, что они были собраны здесь для оказания почета маленькому мальчику, имеющему со временем наследовать весь этот блеск — прекрасный, как в сказках, замок, великолепный парк, большие старые деревья, лужайки с папоротниками и колокольчиками, где играли зайцы и кролики и паслись серые большеглазые олени. Каких-нибудь две недели прошло с тех пор, как он, болтая ногами, сидел на высоком стуле у м-ра Хоббса, среди картофеля и обсахаренных персиков; ему и в голову не могло прийти тогда, какая роскошь ожидает его в таком близком будущем. Во главе шеренги слуг стояла пожилая женщина в богатом черном шелковом платье, с чепчиком на голове. Когда он вошел в переднюю, она выступила несколько вперед, и по выражению ее глаз ребенок заметил, что она хочет заговорить с ним. Державший его за руку м-р Хавишам остановился на минуту.