Гонзаго Приват - Воспоминания собаки Мускуби [Рассказ]

Часто, после полудня, лежа на подмостках перед входной дверью цирка, я разглядывала огромный плакат, наклеенный около кассы, где жена Мюссидора получала входную плату.

Мне было досадно, и я не могла успокоиться: мальчуганы умели читать, а я нет.

Между тем, я знала, что на конце этой линии, — я отлично это видела, — слово Тартемпион было написано. Закрывая глаза, я вспоминала форму утолщенных букв, почти в конце имелся кружок; я так хорошо помнила эти прямые и наклонные палочки, что среди всех других всегда узнавала те, которые составляли «Тартемпион». И мне казалось, что я уже много знаю. Я с таким упорством хотела непременно выучить все эти буквы. Они стали мне казаться менее непонятными после того, как я, благодаря моим наблюдениям и терпению, отгадала слово Тартемпион.

Выучиться читать… Но как это сделать?

Я заметила прежде всего, что одни и те же знаки часто повторяются.

Так как я знала только язык животных, то я могла только мысленно прочесть «Командир Тартемпион».

Один и тот же приблизительно звук получался от «тар» и «тем» я стала чувствовать также очень ясно кружок «о» в «ко» и в «он».

Это был первый успех. Я решилась пока остановиться на этом. Кружок произносился так, как крик ломовых, когда они хотели остановить своих лошадей. Я уснула в этот день немного менее обескураженной. Весь следующий день я все искала «о» на афишах.

Мюссидор, рекламируя свои объявления, имел привычку концом своего хлыста указывать имена артистов, обозначенных на афишах. Когда он говорил обо мне, он дотрагивался до первой строки. Вот почему я и узнала, на каком месте стоит мое имя. Мюссидор таким же образом проводил по всему плакату до самого низу, где стояло:

«Начало в восемь часов без опоздания».

С того дня как я решила следить за движением кончика хлыста сверху-донизу, я стала о многом догадываться.

Я тотчас же поняла, что существует только ограниченное число знаков, так как и звуков имеется только известное число как для человека, так и для нас; его способ выражения мыслей это наше — «ау!» наше «ху-ху!» усовершенствованное и более пространное.

Таким образом я находила «ем» Тартемпиона в «восемь»; «ан» «Командира» и «опоздания».

Я чувствовала, что ум мой светлеет, мне оставалось только удвоить свои усердие и терпение.

Я знала уже интонацию нескольких букв, соединенных вместе.

Счастливая случайность мне удивительно помогла.

Жена Мюссидора купила в городе Ниме игру — кубики. На каждой из шести сторон их было крупно напечатано по букве.

Она начала учить Педро буквам при помощи этой игры… Не прошло двух дней, как я их уже изучила все, между тем как мальчик-змея с трудом отличал «о» от «и». Мамаше и так приходилось целыми днями обшивать наши мундиры золотыми галунами, покрывать блестками газовые платья своих дочерей, и столь драгоценное время, которое ей оставалось, она тратила на то, чтобы я почувствовала в лице ее сына соперника в сложном искусстве чтения.

На игра в буквы для него обратилась в простую игру с кубиками. В течение трех или четырех дней, он разбросал их по всей лужайке перед домом.

Когда мой друг Педро достаточно наигрался кубиками, строя из них стены, колонны и барьеры, он отшвырнул всю коробку ногой и предался любимому занятию ребенка-феномена, катаясь по земле на животе и на спине.

Я подобрала коробку и постаралась отыскать все кубики до одного, надеясь использовать для своего образования ту игру, которую Педро так грубо отбросил от себя своим каблуком.

Мне было почти невозможно хранить кубики в их коробке, так как я не могла выдвигать и задвигать крышку.

Поэтому я отправилась на поиски небольшого мешка, чтобы удобнее было хранить мое сокровище.

Я нашла очень удачно старую выкинутую овсяную торбу, которая и заменила мне коробку.

Для этого мешка я всегда находила верное убежище, несмотря на мои постоянные странствования.

Я по вечерам, как только все засыпали, я ложилась в цирке под лампой, горевшей всю ночь под потолком конюшни.

Там старалась я изобразить этими подвижными буквами все слова, напечатанные на нашей афише.

Я знала, что эти разные знаки назывались буквами, так как жена Мюссидора, давая Педро свой первый урок, говорила; «Иди учить твои буквы».

Я их знала наизусть, повторяя их и слыша часто, как их произносили.

Каждый деревянный кубик имел шесть поверхностей, на каждой из них было по букве, — все разные. Мои тридцать шесть кубиков были снабжены вполне достаточным количеством букв. Из них можно было составлять несколько слов, в коих зачастую повторялись одни и те же буквы.

После месяца подобного рода занятий, к которым надо было прибавить и другие упражнения в течение дня, я начинала уже разбираться среди всех этих разнообразных букв.

Когда я гуляла по улице, сопровождая Мюссидора, я проводила время в изучении вывесок магазинов.

Это бывало иногда очень трудно, так как буквы на вывесках бывали разной формы и еще сопровождались всевозможными орнаментами, что сильно меня пугало, Быть может это совсем особые буквы, которые были мне незнакомы? Какая таинственность!

Эта практика мне быстро помогла разбирать новые слова, и в тот момент когда вы меня встретили в Марселе, в роли Командира Тартемпиона, я уже могла бы помериться своими знаниями с детьми.

Одного я не понимала, да не понимаю и теперь, почему нужно вводить столько лишних букв в одно слово, когда от этого нисколько не выигрывает произношение. Но, очевидно, это богатство букв имеет свою причину, которая недоступна моей собачьей понятливости.

На что, скажете вы, я потратила столько труда, чтобы достигнуть знаний, которые мне совершенно были ни к чему? Но разве мне было необходимо одеваться командиром, ездить верхом, лезть на ряд штыков с возможностью напороться на них и это еще каждый день? В первом случае я работала из любви к делу, во втором — из-за нужды.

Мне было так приятно, что я могла изобразить имя моего хозяина «розе».

Мне было так приятно, что я могла изобразить имя моего хозяина «розе».

Сколько раз я писала это имя с мокрыми от слез глазами, а также и имя «рублот» и еще «метр Тристе». Моя орфография вас смешит? Я это понимаю.

Я никогда не могла научиться тому, что писать по одному звуку недостаточно; но ведь я только бедная собака, и до этого додуматься я не могла. Эти неуклюжие слова воскрешали в моей памяти счастливьте часы моей первой молодости, чудные дни в горах. Мне казалось в эти минуты, что мои прежние хозяева возле меня.