Александр Красильников - Путешествие Феди Карасика

Федя косит глазами, хочет посмотреть, кто же сидит там, и видит тетю Полю. Тетя Поля жалостливо смотрит на него, потом сразу подхватывается:

— Ну, оклемался?.. Слава богу… Лежи, лежи, Феденька… Я сейчас…

Женщина по-старушечьи суетливо выходит, почти выбегает из комнаты-каюты. Федя приподымается на локти, потом садится, спустив ноги с кушетки. Комната, в которой он находится, длинная и узкая. На окошке — голубые занавески складчато падают вниз. За окном — вода, а вдали лесистый берег.

Теперь Федя все вспомнил: и про Циклопа, и про себя.

В это время дверь открывается и в комнату входит… парикмахер. В белом халате, улыбается.

Федя смотрит на парикмахера с некоторым недоумением, ждет. А парикмахер еще от дверей весело спрашивает:

— Ну как, герой?.. Уже и поднялся!.. А ну-ка ложись, ложись… Нам с тобой торопиться некуда. — Парикмахер ласково, но настойчиво укладывает Карасика на кушетку, присаживается рядышком на край и долго, изучающе смотрит на Федю. Феде кажется, что сейчас он, осмотрев Федину шевелюру, спросит как тот, что в Песчанке, когда Федя ходил подстригаться в парикмахерскую: «Как вас, молодой человек, прикажете: полечку, полубокс, бокс?» Но парикмахер стал спрашивать другое:

— Голова не кружится? Не тошнит?.. А ну-ка смотри сюда.

«Не парикмахер совсем, а врач», — догадывается Карасик и смотрит на палец врача, который тот поднес к самому Фединому носу.

«Смешной, — про себя улыбается Федя, — палец зачем-то показывает».

— Ну что ж, герой, — подмигивает Феде врач, — вроде бы все нормально. Однако сегодня на всякий случай полежи. Договорились?.. — Он протянул Карасику руку. Федя пожал ее, обратив внимание на то, что рука у доктора мягкая, хотя и крепкая. Вспомнил почему-то отца. У отца руки жесткие, в венных узлах, тяжелые руки, ладони крупные, как лопаты. «Это у меня по наследству, от отца, от деда, — говорил он Феде. — У крестьян руки — и вилы, и грабли, и топор, и плуг».

Врач ушел. А Карасик с любопытством стал рассматривать свои собственные ладони. Странно, до этого Федя никогда не смотрел на свои руки с таким интересом. Ну руки и руки! А тут… Вот можно так собрать пальцы вместе, а можно вот так растопырить их во все стороны или соединить в щепоть. Какие они послушные — пальцы, как маленькие человечки. Даже можно и так сделать. Федя сунул большой палец между указательным и средним и поднес образовавшуюся фигуру себе под нос. Засмеялся тихо.

Нет, это удивительное у человека — руки! Пожалуй, ни один изобретатель не сможет изобрести такой машины, чтобы по сложности работ, которые могут делать руки, могла она с ними равняться. Карасик крепко сжимает пальцы в кулак, мускулы на руке становятся твердыми, и сама рука, чуть согнутая в локте, похожа теперь на те шатуны, которые крутят коленчатый вал в машинном отделении парохода «Чайковский». Федя переводит взгляд на кулак. Какой он еще маленький! И вдруг Карасику кажется, что кулак стремительно летит в его глаза, становится громадным… Федя отводит голову в сторону, настолько живо снова представляется ему недавнее. Он смотрит на дверь каюты, сдвинул хмуро брови. Но вот брови его раздвигаются. Это опять входит тетя Поля.

— Письмо тут тебе, — говорит она. — Солдат передал. — И вынимает из кармана кофты треугольником сложенное письмо.

Федя знает, что во время войны солдаты присылали с фронта домой вот такие треугольники, потому что — какие тогда конверты! Федин отец до сих пор хранит в комоде связанные веревочкой вот такие треугольники. Это письма от его товарищей, и тех, которые потом погибли, и тех, кто остался жив. Отец очень бережет эти письма и иногда перечитывает их. Наверное, ему кажется, что он разговаривает со своими друзьями.

Теперь и Федя получил солдатское письмо-треугольник!

Карасик раскрывает треугольник и читает:

«Здравствуй, Федя! Очень жаль, что не могу я с тобой продолжить поездку до Горького. Пришлось задержаться из-за Циклопа. Мы с матросом все-таки изловили его. А теперь я должен, по всем правилам, сдать его в районное отделение милиции. Всыплют ему по первое число, и не только за хулиганские действия, но и за воровство. Оказывается, обворовал он одну женщину на пароходе. Потому и прыгнул в воду.

Фотограф, которого ты назвал бритоголовым, сбежал. Думает — от совести своей можно сбежать. А может, за свое частное «фотографическое» дело обеспокоился. В общем, сошел на какой-то пристанешке, не только не доехав до Горького, но даже и не дождавшись райцентра, где я сошел. Жаль — не довелось тебе попрощаться с Наташей.

Ольга, Родион, мать их и все цыгане пересели на встречный пароход и поплыли домой.

Обещал тебе автомобильный завод показать, но вот ничего не получилось. На обратном пути, когда будешь плыть в свою Песчанку, заезжай ко мне, и я выполню обещание. Мой адрес: Автозаводской район, ул. Октябрьская, 23, кв. 53.

Мы еще обязательно свидимся! Есть у меня такое ощущение! Ты, Федор, вел себя подобающе. Так держать! В сложную минуту жизни всегда надо быть мужественным и суметь поднять за собой в атаку! Это я пишу тебе и на будущее.

Крепко жму руку. Солдат Батурин».

— Ну, Федя, скоро и Нижний, — сказала тетя Поля, — пора собираться с вещами-то. Накатались…

Феде собираться с вещами не надо, потому что и вещей-то у него никаких, собственно, нет. Один портфельчик, а в нем — синяя эмалированная кружка, трусы да майка и главное — бумага с неоконченной поэмой «Санитарка Маруся».

Федя вышел на верхнюю палубу, смотрит, как падают в Волгу тонкие нити дождя, слушает ровный, мягкий шум. Воздух какой-то чистый, утренний, хотя время уже к полудню. Берег, который совсем рядом, за пеленой дождя, словно в дымке. Вон будка бакенщика. Стоит в укромном местечке рядом с тремя развесистыми деревьями. Около, по берегу, расставлены, словно специально, полосатые бакены, наверно, новые. Моторная лодка вытащена наполовину на песок. Будка-домик смотрит на Федю одним-единственным глазом, из трубы дымок поднимается. Карасику вдруг начинает казаться, что он когда-то был в этом месте, и не только был, но жил сколько-то, может, год, может, и два, потому что очень знакомым все показалось. Он представил: пристал бы сейчас «Чайковский» прямо к берегу, Федя сошел бы с него и направился к домику. Стоял бы вон у того дерева под его ветвями.

Отчего это так кажется? Ведь Федя-то знает, что он никогда тут не бывал. А может, потому, что много раз видел по берегам Волги такие, очень похожие на этот домики?..

За домиком бакенщика берег поднимается круто вверх. По его склону, как солдаты в остроконечных шлемах, спускаются несметные полчища деревьев. Не солдаты, а русские воины, которые под руководством Александра Невского разбили на Чудском озере псов-рыцарей. Воины стоят в кольчугах, с копьями в руках, и даже бороды их различает Карасик сквозь пелену дождя.