Юлия Яковлева - Волчье небо. 1944 год [litres]
- Название:Волчье небо. 1944 год [litres]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Самокат
- Год:2020
- Город:М.
- ISBN:9785001670346
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Юлия Яковлева - Волчье небо. 1944 год [litres] краткое содержание
«Волчье небо» – четвертая из пяти книг цикла «Ленинградские сказки». Первая, «Дети ворона», была названа главным событием 2016 года в подростковой литературе, вошла в шорт-лист литературной премии «Ясная Поляна», попала в международный список «Белые вороны» среди лучших 200 книг из 60 стран, а также выиграла IN OTHER WORDS крупнейшего британского фонда поддержки детской литературы BOOK TRUST. Вторая книга цикла – «Краденый город» – попала в лонг-лист премии им. В. Крапивина в 2017 году. А третья книга – «Жуки не плачут» – попала в лонг-лист премии «НОС».
Волчье небо. 1944 год [litres] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Таня скинула вниз лопату. Обеими руками поставила ведро на ступеньку вниз. Спустилась следом сама. Переставила ведро еще. Спустилась сама. Спрыгнула на землю. Увидела, что дверь на другом конце вагона тоже открыта. В сумерках двигались два оранжевых светляка: поднимется вверх, вспыхнет, опустится вниз – и всё по новой. На ступеньках сидел Емельянов. Рядом Гидра. Оба курили. Нет. Наблюдали. За ней. «Бдят», – нарочно не глядела на них Таня. Мысли были какие-то войлочные. По-своему уютно: мягкая тупость. Таня сняла ведро. Подобрала лопату.
Траншею заметила сразу. «Мусор надо закопать, чтобы не оставить след. Врагу. Например». Здесь. Воткнула лопату в отваленную землю.
Поставила ведро. Сняла крышку.
Там лежала нога. И нога. Две ноги. «Обе левые», – отметила Таня. И следом: «Раньше я бы завизжала». Таня обернулась на поезд. Три оранжевых светляка неподвижно висели в воздухе. «Проверка, – поняла. – Гады. Думают, я к ним от мамочки с папочкой пришла». Отвернулась, усмехнулась: «А плевать». Не нужна мне ваша любовь. Не ваша и ничья. Только койка, одежда и еда каждый день. А это есть. «Глазейте, сколько влезет».
Подтащила ведро к краю траншеи. Опрокинула. Чавкающий резиновый звук. «М-да, – спокойно смотрела вниз Таня. – Раньше я визжала от любой ерунды, как дура. Раньше меня можно было впечатлить». Выдернула лопату. Демонстративно повернулась к вагонам, к светлякам спиной. Вонзила черенок, наступила ногой и принялась метать в траншею землю.
– Молодец, – неслышно для Тани похвалила ее Соколова. – Боец.
Полковник Емельянов выпустил из носа вниз два сизых клыка дыма. Соколова повернулась к нему: «Сердится», – поняла. Если все было как обычно, дым выходил изо рта и вверх. А если все хорошо – кольцами.
– Ну а что? – возразила Соколова. – Когда к линии фронта вернемся, и не такое увидит. Надо узнать, тянет она или нет. Прежде всего, ей самой – узнать. Если не тянет, отправим в тыл. Пока не поздно.
Емельянов недовольно крякнул.
– Считаешь, не потянет? – удивилась Соколова.
Емельянов закусил папиросу, мотнул головой.
– А что тебе? – начала и сама сердиться Соколова. – Надо было такую, чтобы хлопалась в обморок при виде мыши? Такую?
Емельянов покачал головой.
– Ну и? – удивилась Соколова.
– Надо такой мир. В котором девочки хлопаются в обморок при виде мыши. А не закапывают отрезанные ноги.
Отшвырнул недокуренную папиросу. Схватился за перила. Втянул себя в вагон, крикнул уже оттуда:
– Через час с половиной разбуди!
– Хорошо, – ответила Соколова. Она глядела на Таню. «Может, он прав. Конечно, он прав, – думала она. – А толку-то, что прав».
Таня стояла у взъерошенной земли. Мыслей не было. Она вспомнила руку – кость, которую нашла в подвале разбомбленного в Ленинграде дома. А в таких случаях – что говорится? Спите спокойно? Солдаты, которых оперировал Емельянов, живы. Хоть и без ноги. Всё, можно сказать, хорошо. Она взяла лопату и побрела к вагонам.
– О пуле надо знать главное – что?
Командир поезда Мирзоев ходил вдоль строя, только строй был короткий: санитарок было немного, да и сам поезд – небольшой: поезд-челнок. Туда и обратно. Перехватил самых тяжелых раненных и – шмыг! Обгоняя снаряды, бомбы, смерть. Большим – длинным и тяжелым – поездам, поездам-госпиталям, туда нельзя. Это был поезд «скорой помощи», говоря забытым мирным языком. Разгрузил раненных в тылу – и обратно на фронт.
Останавливаясь только для неотложных операций.
Строй кончился сразу после «что?», Мирзоев крутанулся на каблуках.
– Рядовая Иванова?
– Пуля – дура! – молодцевато выкрикнула румяная санитарка.
– Что-о-о?
– Это не я, – пробасила Иванова. – Это великий полководец Суворов сказал. Пуля – дура. А штык – молодец.
Девицы захихикали.
– Разговорчики в строю!
Пристукнули сапоги, вздернулись подбородки. Одна не выдержала, опять прыснула. Мирзоев метнул убийственный взгляд.
– Товарищ Суворов воевал на устаревшем вооружении, суждения его сегодня уже не годятся, – проворчал он. – Пуля – не дура. Пуля… – назидательно поднял палец он, – всегда попадает в эпицентр. Вот перед вами враг.
Он простер руку. Перед строем, на строго отмеренным Мирзоевым расстоянии в сто шагов, торчали пугала: старые мешки на палках.
– Ваша задача – сделать ее эпицентр наиболее поразительным для врага.
– Поражающим, – машинально поправила Таня. Хотя, в принципе, Мирзоев был хорошим человеком, цепляться к нему не особо и хотелось.
– Рядовая Вайсблюм…
Поздно. По строю понеслось:
– Впечатляющим… Потрясающим… Удивительным… Ошеломляющим…
– Смир-на! – рявкнул Мирзоев. Но без веры в себя. Он знал, что его никто не боится.
Он и не хотел быть командиром, которого все боятся. Слушаются – этого достаточно. «Дети», – сжималось у него сердце, и он одергивал себя – иначе никакое сердце не выдержит. Не дети, а «личный состав военно-санитарной единицы».
– Рядовая Вайсблюм. Шаг вперед.
Таня двинула вперед сапогом, другим.
Мирзоев кивнул на выложенные вперед винтовки. Деревянные приклады темнели, отполированные множеством рук. Винтовки были старые. Таня взяла ближайшую. Передернула затвор, как учили. Вскинула к плечу, как учили. Склонилась щекой, как учили.
– Эй, – донесся крик Соколовой.
Девушки обернулись.
Таня – нет.
«Главное, спокойно». Но этому ее учить не требовалось. Бам, бам, бам, бам, бам – пять раз ударил в плечо приклад, пока рука молниеносно переводила механизм, досылая патрон, – …щелк. «Да, точно», – вспомнила Таня: винтовка Мосина – пять патронов. Этому тоже учили. Опустила дуло. «В Петергоф?» – не верила она своим ушам. Может, ослышалась?
По строю метался ропоток. Куда это? Как? Дворец? Что? А в кино тоже пойдем? Эх, раньше что ж не сказали – хоть бы волосы завить…
– А ну… Смир-на, – восстановил порядок Мирзоев. – Выделен грузовой автомобиль для поездки личного состава в освобожденный нашими войсками Петергоф.
«В Петергоф?!» – положила винтовку Таня. Поразительно… ошеломительно… Потрясающе! Фонтаны, стриженные кусты, сияющие золотые скульптуры, солнце, на которое пошел остаток золота, мороженое, белые статуи, будто вылепленные из того же мороженого, мама, папа, Шурка, Бобка, туго завернутый и размером не больше батона, – это было так давно, что Тане казалось: Петергоф с тех пор тоже исчез.
– Вайсблюм, не лови ворон. В строй.
Таня встала. В Петергоф?!
– Кру-у-у-гом.
Сапоги нестройно топнули. Соколова помахала рукой. Придержала полу шинели. Спрыгнула на насыпь, пошла к ним. Сапоги ее сразу стали мокрыми, блестящими. На одном голенище сиял золотой березовый листок.
– Погуляем в парке, – обычным, не командирским голосом сказала она. – Я слышала, знаменитый!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: