Юлия Яковлева - Волчье небо. 1944 год [litres]

– Никаких гулянок! Не развлекаться едете. Мешки с картошкой заберете! – строго поправил Мирзоев. – К машине. Марш!

Девушки затопотали. Волнение сплотило их. Соколова обернулась на ходу и подмигнула начальнику поезда. Тот в ответ сдвинул брови и погрозил пальцем.

Потом вернулся к пугалам. Рассмотрел, заложив руки за спину.

– Ишь, – хмыкнул. – Эпицентр.

Пять выстрелов – пятеро пугал были сражены наповал. Сквозь дыры в мешковине виднелись тоненькие березки, серенькое небо.

– Как это золотые? – в полумраке выражения лица Ивановой было не видно, но и не нужно было видеть: недоверия и в голосе было предостаточно.

Толстенькая Шелехова тоже не поверила:

– В человеческий рост? Из чистого золота?

– А что, в Саратове парка нет?

Рядовая Иванова не обиделась за свой Саратов:

– Есть. Но золотом он не уставлен. Все скульптуры гипсовые.

Таня упиралась в кузов руками и ногами, но все равно мотало. Желудок летал вверх и вниз.

– Ну не из чистого золота, конечно, – пояснила (бум! – ноги взлетели и стукнулись обратно в кузов). – Позолоченные.

Толстенькая Шелехова фыркнула.

– Не все, конечно, позолоченные, – признала Таня. – Другие – белые.

– Гипсовые? С этого бы и начала. Как у всех. А то золотые…

– Мраморные!

– Ой, Вайсблюм, ну свистишь, – усмехнулась рядовая Колонок.

– У нас в Орске парк тоже есть. Но золота там…

Машину подкинуло. И никто не узнал, как там в Орске.

– Сами увидите, – не стала спорить Таня. – А фонтаны…

Бум! – все подпрыгнули, хватаясь за лавку.

– У нас в Липецке тоже есть фонтан, – встряла рядовая Кокорина.

– Таких – нет, – с жаром заступилась за Петергоф Таня.

– Каких это таких?

– Вот идете вы по дорожке. Гуляете. Ничего не подозреваете. И вдруг – откуда ни возьмись! – вырывается фонтан! И ты вся мокрая!

– Не смешно, – сказала Демина. – И кто это так хулиганит?

– Никто, – сказала Таня. – В этом все и дело. Он сам. Ты наступаешь на какой-то камешек, сама не знаешь, на какой. И вдруг – фонтан.

– Свистишь ты все, Вайсблюм, – опять сказала Колонок, но уже с любопытством. – Меня этот фонтан не обдурит.

– Может, и не свистит, – отозвалась Демина. – Она ж здешняя. Ленинградская. Я вот про свой Владивосток тоже могу столько порассказать – варежки пораскрываете.

Все задумались. Многое можно было рассказать и про Липецк, и про Орск, и про Саратов, и про Свердловск, и про деревню Малые Ручьи.

Соколова сидела в кабине с шофером, а то бы подтвердила, что и про Козельск можно рассказать немало.

– Интересно, – первой подала голос Кокорина. – Может, там и ребята будут.

– Парни точно будут, – заявила Демина. – Какие-нибудь найдутся. Это же парк.

Все взвесили эту мысль.

– Где парк, там танцы.

Эту мысль взвесили тоже.

Молчание стало напряженным. Уехали внезапно. Никто не успел завить волосы.

– Слушайте, – встрепенулась Иванова. – Есть выход.

Молчание преисполнилось надежды.

– Только если я отпущу руки, меня на очередной колдобине прямо отсюда и выкинет. Так и улечу.

– Да мы тебя подержим! Не выкинет! Подержим! Не улетишь! – пообещали все сразу. Вцепились каждая одной рукой в Кокорину. А кто не дотянулся рукой, уперся ногой. Кокорина опасливо отпустила подпрыгивающий борт кузова. Убедилась, что держат крепко.

– Мирка, наклони голову сюда.

Таня покорилась.

Кокорина принялась теребить ей волосы, выпростала из-за уха прядь.

– Глядите. Сперва крутишь их так.

Глядели во все глаза, как Кокорина свивает из сереньких нечистых волос тугой жгут.

– Потом находишь внизу волосок.

– Один?

– Ну я так. Два-три. Тоненько чтобы.

Машину тряхнуло. Таня взвизгнула, Кокорина удержала в руке скользкий жгут ее волос. Опять схватилась за тоненький кончик.

– Вот так. Тяните его вниз…

– Ты не вырви смотри! – запротестовала Таня.

– …а всю колбаску – вверх.

– Ух ты.

– Ой, а у меня волос может не взять. У меня волос – тяжелый, – забеспокоилась Шелехова.

– Вайсблюм, ты прямо как артистка Серова стала.

На плече у Тани лежал локон. Грузовик тряхнуло. Локон подпрыгнул, все напряглись, впились глазами – и откинулись назад расслабленно: не рассыпался.

– Вещь.

– Пять минут, – заверила Кокорина. – И ты в красоте.

– На пять минут Соколова отпустит.

– Если водой смочить, то и тяжелый волос возьмется.

– Скажем, в уборную надо. Растрясло мочевой пузырь.

Все повеселели. Кокорина теперь держалась за борта сама. Мимо трясся лесок – невысокие кривые деревца, болотистые волнистые поляны. Иногда мелькал искореженный металлический остов – может, грузовик, может, танк. Низкое серое небо отражалось в глазах, глядевших куда-то еще дальше, мечтательно.

«И я увижу Самсона». Золотого силача, который в струях фонтана раздирает пасть золотому льву. И мраморных пухлых мальчиков с рыбьими хвостами, и бородатых стариков с плавниками, и Нептуна с трезубцем, оглядывающего свой фонтан.

Таня сама себе не верила. Сердце билось гулко.

– Ночь коротка-а-а-а-а, – вдруг затянула могучим басом Иванова, в песне угадывался трехмерный шаг вальса. – Спят об…

– …лака-а-а-а-а, – подхватила Демина.

– И лежит у меня на ладо-о-о-они, – подхватили все.

Все, кроме Тани.

– Незнакомая ваша рука-а-а-а-а.

– Ты что, от радости слова забыла?

Таня помотала головой. Она никогда не слышала эту песню. «Новая, наверное, – мрачно подумала. – Вышла, должно быть, пока я кошкой бегала».

Шелехова хитро глянула на нее, ткнула локтем:

– Подтягивай, кудрявая, – и стала нарочно широко открывать рот. – По-о-о-осле трево-о-о-ог…

Все закивали с улыбками, приглашая Таню присоединиться:

– …спи-и-ит городо-о-о-о-ок.

– У меня слуха нет, – отрезала Таня.

Те выводили вместе:

– Я услышал мелодию вальса. И сюда заглянул на часок.

– Бом-бом-бом, – изобразила инструмент Иванова.

Мимо тянулись горелые каменные развалины. Серые, в черных подпалинах. Они напоминали челюсть давно умершего великана. Скрюченные колючки когда-то были деревьями, кустами. Но и это не испортило настроения:

– Хоть я с вами совсем не знаком! – звенели голоса.

Из кабины ответило: бум-бум-бум. Кто-то бухал кулаком в железную крышу.

– Соколова подтягивает, – весело догадалась Колонок. – Проняло!

Все обрадовались, запели еще громче:

– И далёко отсюда мой дом…

– Я как будто бы сно-о-о-ова…

– Возле дома родно-о-о-ого…

Бум! Бум! Бум! – грохотало из кабины. Все пели, раскачиваясь в ритме вальса наперекор дорожной тряске:

– В этом зале пустом…

– Мы танцуем вдвоем…

Распахнулась дверца. Хор развалился, как будто съехал с горки один голос за другим:

– Так скажите хоть слово-о-о-о…