Владимир Корнев - Письмо на желтую подводную лодку [Детские истории о Тиллиме Папалексиеве]

— Где там твой фонарик? Лучше посвети сюда, остряк-самоучка!

— К вашим услугам. — Галантный Саша, и не думая обижаться, поспешил помочь. По запыленной лаковой поверхности крышки неведомым пальцем затейливо, угловатыми «греческими» буквами была действительно выведена какая-то надпись. В луче яркого света она прочитывалась без труда:

Дальше следовала приписка обыкновенным печатным шрифтом: «Кто проболтается взрослым, заболеет страшной болезнью и умрет!»

— Ко-о-шмар! — прикрыв ладонью рот, прошептала Гуля. — И про платки с крестами, и про кладбище с огнем…

Ее вконец перепуганные подруги заголосили наперебой:

— Это точно греческое предсказание!

— Конечно! Все так просто и страшно… Дитя-монстр и есть та девочка, которую местные так боятся…

— А пришельцы, которым грозит эта… «напасть»? Это мы, что ли, получается?! Ой, мамочки!!!

— Надо срочно бежать отсюда! Уезжать, улетать — как можно быстрее… — забилась в истерике Лиза Орехова. — Она нас всех убьет, кровь выпьет… Вот увидите! Не хотела меня мама сюда отпускать — как в воду глядела… Я домой хочу! По-мо-ги-те-е!!!

Только Юля не желала принимать все за чистую монету и, как могла, поднимала упавший дух восьмиклассниц, готовых, оказывается, поверить в любую глупость.

— Да вы бы себя со стороны послушали — каменный век какой-то! Это же розыгрыш, бред полнейший! И я даже догадываюсь, кто над нами издевается, но не буду говорить… Идиотские шутки!

Девчонки прислушались к своей утешительнице и понемногу притихли, а Юля повела их «на свободу» вереницей и чуть ли не за ручку, как первоклашек. Одна лишь Оля Штукарь держалась, как всегда, независимо, особняком: за весь вечер от нее ни слова не услышали. А приободрившийся Матусевич охотно поддержал мнение юной пианистки. Проверив, не оставил ли кто из девочек в библиотеке свои вещи — чего не случается в расстройстве! — щепетильный Шурик отдал Юле ключ, и та сама заперла тяжелую дверь. По лестнице эстет и меломан поднимался с «Панасоником» наперевес, без тени сомнения в голосе разглагольствуя:

— Ну конечно же, розыгрыш в античном стиле! И сколько вам нужно объяснять? Конечно, красиво придумано, но в принципе — ерунда все это! Кто-то неглупый решил позабавиться, а так… Вы помните, еще Людмила сказала по поводу таких «былей», — обычное суеверие. Фольклорный сюжет…

Оказавшись в своей комнате, измученные новоафонскими страхами девочки договорились о добровольном «затворе в монастыре»: никуда не выходить из «келий» до тех пор, пока не выяснят, что же такое здесь творится, и не удостоверятся, что им не угрожает опасность. А чтобы не раздражать темные силы, было решено ни о чем не сообщать взрослым. Одна лишь Юля Григорович не собиралась сидеть сложа руки, считая, что прятаться и пережидать глупо и стыдно. Она даже не заходила в «девчоночью», а прямиком направилась к классной руководительнице.

Приостановившись перед комнаткой Людмилы Николаевны, Юля брезгливо, двумя пальчиками достала из сумочки меченый платок и вежливо, но настойчиво постучала в крашенную белой масляной краской дверную створку. Знакомый голос с особой педагогической интонацией произнес:

— Войдите, открыто!

Полная праведного гнева ученица буквально влетела внутрь:

— Людмила Николавна, миленькая! Ну что же это за безобразие?.. Нас запугивают — девочки из комнаты выходить боятся!.. Не знаю, кто это, но догадываюсь… Только посмотрите, что подбросили, придурки какие-то! А на рояле такое написали…

— На каком рояле? — Преподавательница, ничего не понимая, поднялась из шезлонга, отложив в сторону подшивку журнала «Наука и религия». — Что написали?

— На концертном «Стейнвее»! Он там, внизу стоит… Ну, Людмилочка же Николавна! Так не перескажешь, нужно в библиотеку спуститься… Пойдемте быстрее, пожалуйста! Я вам все покажу.

Классная руководительница, бросив недовольный взгляд на платок, забрала его и, сказав только: «Да-а-а!», поспешила за Юлей. В полуподвале девочка, решив, будь что будет, нажала на выключатель — яркий свет осветил библиотеку, проводка и не думала загораться. Юля кинулась к роялю:

— Вот здесь, на крышке… Ой! Исчезло!!! Ни буковки не осталось… Кто же ее стер-то… Может, уборщица? Надпись была, Людмилочка Николавна, честное-честное слово! Еще десять минут назад была: в таком, знаете, древнегреческом стиле, со страшными угрозами, и про платки… А платок с крестом на клавишах лежал. Краска необычная — светится в темноте…

Ни слова не говоря, Людмила Николаевна оставила Юлю закрывать подвал, а сама, взбежав по лестнице на нужный этаж (немолодая учительница никак не ожидала от себя такой прыти), подгоняемая возмущением, буквально ворвалась в комнату мальчишек, размахивая над головой злополучным платком, как уликой.

— Ну-ка признавайтесь, кто забавляется подобным образом? С такими розыгрышами впору милицию вызывать! Девочки в состоянии шока, все перепуганы… Вы ведь уже не маленькие, ученики образцовой школы, можно сказать, формирующиеся творческие личности, а такое себе позволяете. Пора стать серьезнее и ответственнее! Пора бы уже понять: настоящая шутка — это когда приятно и весело не только тем, кто шутит, но и тем, над кем шутят. А кому приятно получать такие сюрпризы?

— Да вы не верьте им, Людмила Николавна! — одновременно из разных углов басовито отозвались ломающиеся дисканты. — Наверное, сами себе подложили, а потом заигрались и забыли. Они же до сих пор как детсадовские — на газоне секретики под стеклышком закапывают. Ха-ха-ха!

Между прочим, записной озорник Иванов с самым невинным и благонамеренным видом увлеченно листал подаренный родителями для практики новый альбом издательства «Аврора» о работах передвижников в собраниях Русского музея и Третьяковской галереи.

— Небось, Григорович придумала? — точно прочитал мысли классной Вася Иванов. — Лопаева здесь нет, так она теперь на всех наговаривать будет! Сама подлая — все знают!

С минуту Людмила Николаевна была в замешательстве, но потом, ни к кому конкретно не обращаясь, громко предупредила:

— Вернемся домой, и я обязательно покажу этот размалеванный платок вашим родителям! Я этот инцидент так не оставлю, и не надейтесь! — после чего, хлопнув дверью, удалилась к себе.

Ребята слышали, как сердито простучали каблуки в сторону комнаты всегда принципиальной Людмилы.