Владимир Воробьев - Что приснилось медведю

— Му-учают, — пожаловалась корова. — Доят. Уйдем мы-ы.

— Нашу шерсть бе-бе-рут. Убе-бе-гу, — заблеяла овечка.

— Берут у свинки последнюю щетинку, — хрюкнула свинья.

— Куд-куда, куда это гоже? Сколь яиц ни снесу, все в кладовку унесут, — раскудахталась курица.

Лошадь головой мотнула и сказала:

— А меня работать заставляют и-о-го-го как!

— Ку-ка-реку! — заорал с навозной кучи Петька-Петух. — Ку-ка-реку! Уйдем в лес за рек-ку!

— Хорош-шо! Хочеш-шь ешь, хочешь пьешь, хочешь так себе плывешь, — прошипел гусь Красные Лапы.

Недолго думая, пустились они со двора прочь. Меринок со всех ног — в овсы; Буренка полегоньку — в пшеницу; свинья — в огород; овечка Шерсть Колечком — на бахчу; гусак, не будь дурак, — в малинник; курица Домовница — в просо. Петька-Петух в один дух на скирду взобрался.

Но отовсюду прогнали их колхозники.

— Ку-ка-реку! — заорал Петька-Петух. — Идем в лес за реку-у!

Так и сделали. Ушли совсем.

Поначалу все вместе держались, а потом опять разбрелись. Меринок — в луга; Буренка — на полянку; свинья Круглое Рыльце — в дубняк по желуди; курица Домовница с Петькой-Петухом — и там и сям; овечка Шерсть Колечком — кусты глодать. А гусак Красные Лапы — по реке поплыл и гогочет.

Привольно зажили они на свободе. Меринок не возит, не пашет, знай хвостом машет; гусь Красные Лапы все ныряет да плавает; овечка Шерсть Колечком и корова Буренка по лугам разгуливают — сами себе хозяева. Курица Домовница снесет яйцо и забудет где.

Но вот пришла осень. Завяли травы, осыпались листья. Голодно стало. Холодно.

Что ни день, то дождь. Что ни дальше — все хуже. А там и зима наступила. Повалил снег. Застыла река.

Ввалились у Буренки с Коньком-Меринком бока. Нахохлились Петька-Петух с курицей Домовницей. Гусак Красные Лапы шипит-сипит, не гогочет. Горло простудил. Овечка Шерсть Колечком есть хочет, а нечего.

Вот они собрались вместе. Думают, как им дальше быть. Думали, думали — ничего не придумали и припустили со всех ног на колхозный двор.

Прибежали, глядь, а ворота заперты. Делать нечего — проситься стали.

— Мы-ы, — замычала Буренка. — Это мы-ы.

— Я работник и-о-го-го какой! — заржал Конек-Меринок.

— Пош-шутил я, — зашипел гусь Красные Лапы.

— Я — овечка, у меня шерсть колечком! Берите сколько надо!

— Куда-куда, куда яички класть! — закудахтала курочка Домовница.

А Петька-Петух взлетел на ворота, крыльями захлопал да как закричит:

— Ку-ка-реку! Не пойдем в лес за реку-у!

Отворили колхозники ворота, впустили всех во двор.

— И как это вас волки не съели? — спрашивают.

И поесть дали. Коньку-Меринку — овса с сенцом, Буренке — сенца с овсецом, свинье Круглое Рыльце — картошки вареной, овечке Шерсть Колечком и гусаку Красные Лапы — отрубей пареных. А курице Домовнице с Петькой-Петушком — вдоволь проса насыпали.

Наелись, напились все досыта и — кто куда: Конек-Меринок — в конюшню; Буренка — в коровник, овечка Шерсть Колечком — в овечий хлев; свинья Круглое Рыльце — в свинарник; гусь Красные Лапы, Петька-Петух и курица Домовница по своим местам — в птичник.

И живут они теперь на людей не в обиде.

НАМЕНИТ уральский город Кунгур не тем только, что с давних времен стоит, а больше мастерами своими славится.

Не последним в Кунгуре мастером был резчик Иван-Легкая Рука. Что ни выходило из его рук — все словно не каменное и не костяное. Цветок сделает — как живой горит и будто пахнет. Птицу вырежет — из рук выпустить страшно — улетит.

Так, однажды сидел он и ерша из бараньего рога вырезывал. Работа как работа. Только замечает Иван — костяной ерш вроде шевельнулся в руках. А лишь кончил Иван работу — ерш плавники растопорщил и жабрами повел. Глазом живым взглянул на Ивана и выговорил:

— Отпусти меня, мастер, в реку!

Иван так и ахнул! Виданное ли дело, чтобы рыба говорила, да еще не простая, а костяная.

А ерш, как ни в чем не бывало, речь свою дальше ведет:

— Не дивись, мастер, что заговорил я. Ничего в том мудреного нет. А дивись мастерству своему. Я ведь у тебя живым удался.

— Жалко вроде мне с тобой расставаться, промолвил Иван в ответ.

А ерш одно твердит:

— Отпусти в реку. Я жить хочу.

Согласился Иван пустить ерша на малый срок. А ерш слово дал свое нерушимое вернуться через месяц и один день.

— Мне бы только кругом осмотреться, с другими ершами подраться да помириться. Я на дело скорый, — сказал ерш.

Положил Иван его в фуражку и к реке отправился.

Все встречные-поперечные, прохожие-проезжие с мастером Иваном здоровались. Любопытствовали:

— Куда, Иван-Легкая Рука, идешь? Чего в фуражке несешь?

Всем он отвечал:

— Иду на реку, несу рыбу в воду пустить.

Смеялись люди. Думали, шутит мастер. А того не видели, как Иван, к реке подойдя, бросил костяного ерша в воду, только булькнуло.

Очутился ерш в воде. Обрадовался. Туда-сюда плавает. Рот разевает да покрикивает неслышным рыбьим криком:

— Эй, выходи! Покажись, кто смелый!

И тут из глуби зеленой выплыла царь-щука. С бревно толщиной. Глазища у нее с тарелку каждое. Глядит на ерша, не мигает. Разинула щука пасть, показала свои зубы острые в два ряда и говорит:

— Полезай сюда! Или порядков моих не знаешь?

А ерш глазишки свои растаращил, плавники растопорщил и отвечает лихо:

— Я ерш не простой, а костяной. Не боюсь я тебя!

Схватила щука ерша поперек — передних зубов как не бывало. Схватила вдоль — и второй ряд посыпался.

Взвыла царь-щука неслышным рыбьим воем. Потом прошамкала жалобно:

— Ёрш Ершович, пошто пришел?

— Вот тебе, царь-щука, моя воля: ершей впредь щукам не трогать!

Позвала царь-щука всех щук, щучек и щурят подначальных, указ-приказ объявила охранный. Повелела она по всем рекам и озерам, прудам и морям ершей впредь не трогать.

Живет костяной ерш в реке. Кругом осмотрелся, с другими ершами подрался, а там и срок его пришел.

Ровно через месяц и один день всплыл ерш на том самом месте, куда Иван-Легкая Рука его в воду бросил. Всплыл он и видит: стоит на берегу Иван, дожидается.

— Эх, мастер! — сказал ерш. — Кругом я осмотрелся, с другими ершами подрался, а помириться не успел. Дай мне еще в реке пожить.

То ли оттого, что совестился Иван-Легкая Рука рыб в банках томить, как птиц в клетках, то ли по душе ему пришлось, что ерш слово свое сдержал, а только махнул он рукой и отпустил ерша на волю.