Радий Погодин - Утренний берег

— Дубравка, Дубравка, вернись!.. Он ведь нечаянно…

«Он, — думала Дубравка. — Все он…»

Вечером Дубравка забилась под лестницу. Стены здесь обросли плесенью. На старой паутине качались высохшие мухи. Мыши разгуливали под лестницей не торопясь. Собака Вилька приходила сюда ночевать.

— Вот, Вилька, как получается, — бормотала Дубравка. — Ты ведь сама знаешь. Тебе объяснять не нужно.

Собачонка прикрывала глаза. У нее были лиловые веки и сморщенный старушечий нос.

— Она такая красивая, а он… — вздохнула Дубравка.

Собака тоже вздохнула. Если бы она могла думать человеческими категориями, — может быть, она и поняла бы смысл этого слова — «красивая».

— Что она в нем нашла?! — крикнула Дубравка. — Он урод. Насмешник. Бесчувственный крокодил. Вилька, ты ничего не понимаешь в людях.

Собака положила морду на передние лапы. Дубравка пощекотала ей за ухом, взъерошила шерсть на собачьей спине и выбралась во двор.

Она поднялась по висячей лестнице, перелезла с нее на карниз. Водосточная труба. Еще карниз. Дубравка уселась на окно и тихо позвала:

— Вы спите?

— Иди сюда, — сказала Валентина.

Дубравка не шелохнулась. Спросила:

— Вы его любите?

— Дубравка…

— Он негодяй. У него пять жен. Шестую он отравил керосином. Он обворовал сберкассу. Он хочет убежать в Турцию.

— Дубравка, как ты смеешь!

— А вот смею. Он прохвост!

Валентина села на кровати.

— Уходи, — сказала она тихо и решительно. — Я тебя не хочу видеть.

Дубравка посопела немного и вдруг выкрикнула:

— А вы… Я тоже знаю про вас. Вы такая же, как и все!

Где-то у турецких берегов прошел шторм. Он раскачал море так, что даже у этого берега волны налезали друг на друга, схлестывались белыми гривами. Падали на берег, как поверженные быки, и с ревом уползали обратно.

Ветер прогнал всех людей с пляжа. Большие пароходы поднимались над молом, словно хотели присесть на бетон, отдохнуть. Прогулочные катера и рыбачьи сейнеры плясали возле причалов. Казалось, вот-вот они начнут прыгать друг через друга.

Парапет набережной был весь мокрый, весь в пене. Брызги долетали до витрин магазинов и кафе. Чайки, вытеснив жирных голубей, садились на крыши домов.

Дубравка лежала на пляже одна. Она знала секрет: если поднырнуть под первую, самую бешеную, волну и подождать под водой, изо всех сил работая руками, пока над головой пройдет вторая волна, то обратным течением тебя унесет в море. И можно будет плыть, взлетая на гребнях. Небо закачается над головой, и земля будет то пропадать, то появляться. Люди на берегу станут размахивать руками, говорить всякие слова о безумстве, но в этих словах будет восхищение и зависть.

Дубравка думала об этом просто так. Ей никого не хотелось удивлять. Ей казалось, что море нарочно разбушевалось сегодня, чтобы успокоить ее и утешить. Море было красиво. Оно было красиво так, что все Дубравкины горести потеряли свой смысл. Она вдруг словно освободилась от всего, что сковывало ее последнее время.

Дубравка услышала голоса. Она обернулась, чтобы сказать людям:

— Смотрите, какое море.

По пляжу шли Валентина, Петр Петрович, Сережка, Наташка, старый артист и Дубравкина бабушка.

— Что вам от меня нужно?.. — прошептала Дубравка. Ей стало страшно и одиноко. Она отступила к волнам.

— Дубравка! — крикнула Валентина.

Дубравка побежала вслед за уходящей волной и нырнула под другую, громадную, с опадающим белым буруном. Волна перевернула ее, подмяла под себя, протащила по самому дну, по скользким камням. Потом ее подхватило обратным потоком и унесло в море.

Дубравка не слышала, как закричали на берегу люди. Она медленно плыла, то поднимаясь вверх, то соскальзывая вниз с пологого загривка волны.

Неожиданно она увидела возле себя человека. Он улыбнулся ей темными глазами и крикнул:

— Погодка что надо!

Он подплыл к Дубравке, и она услышала другие его слова:

— Обратно на берег нельзя. Не получится без веревок.

Дубравка поняла, что он хотел сказать. При больших волнах вылезти на берег им не удастся. Море еще раз прокатит по скользкому дну и унесет. Это только кажется людям, будто все волны бегут к берегу.

Дубравка плыла к своему камню. Мужчина плыл рядом с ней, поглядывая на нее задумчиво. У камня он выдвинулся вперед.

Волна прижала его к утесу, потом потянула за собой. Одной рукой он крепко вцепился в трещину, другой подхватил Дубравку.

Волна опала, обнажив облепившие камень водоросли. Но за этой волной шла другая.

Мужчина подсадил Дубравку на выступ, а сам снова вцепился в трещину. Волна накрыла его с головой.

Они лезли наверх. Впереди Дубравка, позади нее Петр Петрович. С камня был виден берег. Он был недалеко. Метрах в трехстах. На берегу бегали люди. Петр Петрович помахал им рукой. Они замахали в ответ. Они кричали что-то.

— Благодарят за спасение, — усмехнулась Дубравка и подумала: «А может быть, он действительно меня спас…»

Дубравка села на камень. Ветер плеснул ей на грудь холодные брызги.

Волны у горизонта казались большими, гораздо больше, чем здесь, под камнем. Они возникали внезапно. Дубравке казалось, что камень движется им наперерез. У нее слегка кружилась голова.

«Небо синее-синее, — думала Дубравка. — Море черно-зеленое. А чайки подлетают к солнцу и пропадают, словно испаряются, коснувшись его».

Петр Петрович сел рядом с ней.

— Наверное, катер придет за нами. Белый катер… Ты не замерзла? Надень мой пиджак.

— У вас ведь нет пиджака, — сказала Дубравка.

— Ну и пусть, — сказал мужчина. — Ты представь, как будто я тебе дал пиджак. Тогда будет теплее.

— Хорошо, — улыбнулась Дубравка, — только он немножко мокрый…

Если долго ехать на разном транспорте, то, конечно, в голову может прийти мысль, будто все население страны бросило жилища и пустилось в дорогу.

Кричали поезда в ночи. Их крик будил ребятишек, которые чмокали соски и, наверное, воображали, будто мир — это все, что мелькает, будто дом — это все, что трясется и мчится куда-то вперед.

Славка сам придумал такие слова. Он поет шепотом, чтобы мама не слышала. Иначе она скажет, что Славка — на редкость бездарный сын. Славка был очень застенчивым. Он стеснялся даже собственной тени. Он всегда становился так, чтобы тень его не падала на других.