Янис Плотниек - Черные и белые [Повесть]

И мы хорошо поняли нашего товарища. А Валдис Цериньш продолжал свою речь:

— Так вот, ребята, сейчас мы примем присягу…

— А девочки? — перебила Валдиса Айна, его соседка по квартире.

— Девочки тоже! — без тени сомнения ответил наш командир.

— Смир-но! — раздалась тихая, но твердая команда адъютанта. — Снять головные уборы!

Правда, последний приказ мы выполнить не могли, потому что головных уборов у нас попросту не было. Пригладив руками взъерошенные волосы, мы застыли по стойке «смирно».

— Слушайте, дети рабочих! — особенно торжественно произнес Генерал. — Кто клянется нашему красному знамени, пусть поднимет руку!

Поднялись руки — большие и маленькие, чистые и не очень, поцарапанные и потрескавшиеся. На чердаке воцарилась гробовая тишина. Без громких слов мы поклялись бороться с белыми до победного конца. Только Папуас, толстый и круглолицый, с бегающими хитрыми глазками и черными, вечно нечесанными кудрявыми волосами, из-за чего он, очевидно, и получил свое прозвище, стоял с равнодушно поднятой рукой и, блаженно причмокивая, сосал конфету.

— Вольно! — прозвучала команда, и мы опустили руки.

Разведчик Назитис, все время наблюдавший за Папуасом, спокойно спросил:

— Папуас, ты что жуешь?

— Я… н-ничего… — испуганно пробормотал толстяк. — Я… только… конфету…

— Во время принятия присяги?! — В голосе Генерала зазвучали жесткие и насмешливые нотки. — Может быть, малютке предложить еще и соску? Последний раз предупреждаю: не станешь человеком, прогоним как паршивого щенка. Ясно?

— Я-ясно… — заикаясь, ответил Папуас.

А Валдис, откинув назад и пригладив рукой светлые волосы, обращаясь к нам, сказал:

— Хорошо. Можете идти.

— Разойдись! — точно молодой петушок, прокричал Пипин.

И мы гуськом, с протянутыми руками, поминутно ощупывая потолочные балки, направились к выходу. Назитис стоял у люка и, как заправский разведчик, знакомый со всеми законами конспирации, выпускал нас из чердака по одному, чтобы мы не создавали лишний шум. Последним шел Папуас. Добравшись до самого темного угла и спрятавшись за перекладиной, он внимательно, с подозрительным любопытством, стал следить за Валдисом и Брунисом, которые остались у знамени. Сначала они завернули красное полотнище в желтый пергамент, а потом еще в голубой платок, наверное взятый Валдисом у матери или сестры. Решив, что Брунис унесет знамя обратно в один из темных вечеров, чтобы не привлечь внимания чужих глаз, ребята засунули сверток под толстую балку, покрытую пылью, и засыпали его песком, стружками и мусором. Погасив свечи, они стали пробираться к выходу. И вдруг протянутая вперед рука Бруниса наткнулась на что-то мягкое. Кто-то негромко вскрикнул. Валдис быстро зажег спичку. Оказалось, что Брунис нечаянно схватил за волосы Папуаса.

— Не рви!.. — со слезами на глазах молил Папуас.

— Зачем ты спрятался на чердаке? — строго спросил Генерал.

— Не мог найти выхода, — соврал Папуас.

И командир, наверное, ему поверил. Подтолкнув Папуаса, он приказал:

— Убирайся, да побыстрее, пока цел!

Папуас рванулся к выходу и кубарем скатился по лестнице. А Валдис и Брунис, не подозревая ничего плохого, спокойно покинули чердак. Они были уверены, что красное знамя спрятано надежно…

Когда наступили сумерки, у мясного магазина встретились двое: круглолицый толстяк Папуас и длинный и кривой, как коряга, Репсис.

— Ну, а дальше что было? — расспрашивал юный Буллитис Папуаса.

— А потом Валдис Цериньш и Профессор собрали свой… — взахлеб рассказывал сын дворничихи, — свой стрелковый полк, с красным знаменем…

— Что? Что ты сказал? — приблизившись к Папуасу, переспросил Репсис, которого эти слова поразили словно молния.

— Ничего я тебе больше не скажу, — хитро взглянув на командира белых, проворчал Папуас и добавил: — За фунт конфет так много рассказывать не буду.

— Ну черт с тобой! — плюнул Репсис. — Сколько хочешь?

— Килограмм!

— Вот шут гороховый! — снова выругался Буллитис. — Хорошо, завтра получишь.

— А где ты их возьмешь? — недоверчиво спросил Папуас.

— Стяну у отца в лавке, — спокойно пояснил Репсис.

Отец его, Буллитис, торговал не только мясом, но и другими товарами.

— Тогда слушай дальше, — кивнул головой Папуас и продолжил свой рассказ: — Собрали, значит, свой стрелковый полк… Брунис даже знамя принес!

— А ты можешь достать это знамя? — спросил вдруг Репсис. И с издевкой добавил: — Да где тебе!..

— Я не смогу?! Смогу! — Папуас горделиво выпятил грудь. — А сколько заплатишь?

— Сколько захочешь? А ты не врешь?

— Конечно, не вру! — похвалился Папуас. — Дашь один лат, и знамя будет в твоих руках.

Репсис задумчиво почесал затылок, но, очевидно решив, что предателя можно будет перехитрить, пообещал:

— Хорошо. Получишь, но только когда принесешь знамя.

Присев на скамейку, Репсис и Папуас обсудили план боевых действий. Договорились, что завтра после обеда белые нападут на черных и заманят их в парк. А предатель тем временем спрячется во дворе Генерала. Когда начнется бой, Папуас проберется на чердак и, открыв маленькое окошко, сбросит знамя вниз. Сам Репсис в бою участвовать не будет. Когда Папуас сбросит голубой сверток, Репсис выскочит из кустов, схватит его и исчезнет.

— Значит, договорились? — спросил Репсис.

— Договорились! — шепнул в ответ Папуас.

А мы, стрелки полка черных, со спокойной душой легли спать, потому что никому из нас даже и в голову не могла прийти мысль, что нашему знамени угрожает опасность…

…Я замолчал. В костре догорали последние поленья. Над рекой Педедзе уже опустилась ночь. Некоторое время мы молча смотрели на пламя угасающего пионерского костра. Над нашими головами, еле заметная, пролетела летучая мышь. Теплый воздух был напоен ароматом свежего сена. Даже ночью чувствовалось живое дыхание земли.

— До следующего вечера, друзья! — Я улыбнулся ребятам. — Спокойной ночи…

На следующий день, как было условлено с Папуасом, Репсис собрал свое войско. Сынки городского головы и начальника полиции участвовать в сражении на сей раз не смогли, потому что находились под «домашним арестом». К тому же во время Кирпичной войны у одного из них был подбит глаз, а у другого — помяты бока. Репсису пришлось зачислить в свой полк некоторых «мягких»: четверых сыновей красильщика и троих — хромого сапожника. Из солдат императорского войска явились только пятеро — сынок аптекаря, сын кожевника Ешка Радзиньш, отпрыск фотографа и сыновья начальника пожарной охраны — тупые, но крепкие ребята. Природа наделила их большим ростом и физической силой, но обидела умом. Поэтому великаны часто дрались с малышами. Они явились потому, что старшего, по прозвищу Баран, Репсис пообещал назначить временно командиром полка белых. Таким образом, императору удалось собрать дюжину вояк. Своих телохранителей, Типа и Топа, отец которых, тучный простодушный мужчина, служил в мясном магазине Буллитиса, Репсис оставил при себе, на всякий случай.