Янис Плотниек - Черные и белые [Повесть]

— Почему же нет? — сразу ответил он.

— Ну вот и хорошо! — обрадовался Буллитис. — В воскресенье собери своих ребят и приходи с ними на мою стройку. Вагонетками подвезете от станции кирпичи и аккуратно сложите их в штабеля.

Поэтому в воскресенье мы собрались во дворе старого кирпичного дома, где жил наш командир Валдис. От окна к окну, от сараев к высокому, пропитанному дегтем забору, — везде и всюду тянулись веревки, на которых сушилось белье.

— Вот где они висят! — воскликнул наш разведчик Назитис, показывая пальцем на какую-то вещь, висевшую на сучке вербы.

Мы сразу догадались, что это серые штаны Генерала. Мы уже знали, что вчера он принес в депо отцу обед и нечаянно искупался в машинном масле.

Я видел, как это было, — размахивая руками, выразительно рассказывал Харий по прозвищу Актер. — Бочка была прикрыта тряпкой. Ну, Валдис недолго думая взял да и сел на нее и, конечно, до плеч провалился в масло…

Рассказ Актера нас развеселил, но мы только улыбались, потому что нехорошо громко смеяться над своим командиром.

— Ста-а-но-вись! — неожиданно раздалась такая громкая команда, что мы чуть было не свалились с ног, а в окнах появились перепуганные лица женщин.

Во дворе соседнего дома залаяла собака и тревожно закудахтали куры. Такой громкий голос был только у Себритиса, адъютанта Валдиса. В школе Себритис считался лучшим историком. Наверное, потому его и окрестили Пипином Коротким.

Выполняя команду, мы все стали в строй. В дверях дома показался худощавый длинноногий парень. Когда он шел по улице даже спокойно, нам приходилось почти бежать, чтобы не отставать от него. Во всем городе не было лучшего бегуна, лыжника и конькобежца, чем он. Это и был командир нашего полка — Генерал Валдис Цериньш.

— Пошли, — махнул рукой Генерал и, повернувшись к Пипину, сказал с улыбкой: — А ты не ори так! Сегодня парад не состоится. Мы идем на работу.

— Слушаюсь!.. — не сдержавшись, опять гаркнул Пипин и подал команду: — Разойдись! — после которой с крыш соседних домов улетели все воробьи.

— Вот уж настоящий тромбон, — покачал головой Генерал.

В ответ Пипин самодовольно улыбнулся и вытер рукавом нос, который, как он сам однажды выразился, каждую весну начинал доиться. Должно быть, эти умные слова он услышал в прошлом году, когда пас коров у одной хозяйки.

— Ну, старики, пошли зарабатывать деньги, — деловито, как наши отцы, произнес Валдис и, взмахнув рукой, направился к воротам.

Через минуту мы уже шагали по улице Озолу, поднимая босыми ногами клубы пыли.

У вокзала нас встретил сам Буллитис.

Кивнув Валдису, он повернулся к нам, приподнял соломенную шляпу с согнутыми полями и, широко улыбаясь, весело поздоровался:

— Здравствуйте, герои!

Услышав такие слова, мы все, как один, гордо выпятили грудь. А Пипин, придя в восторг от оказанной нам чести, приложил руку к бумажной пилотке и весело гаркнул:

— Привет Буллитису!

Мясник усмехнулся и начал объяснять нам, что нужно делать. Вдоль железной дороги тянулся большой штабель кирпичей, а рядом с ним — узкие рельсы, на которых стояли четыре или пять вагонеток. Буллитис торжественно пообещал: если до вечера мы перевезем весь кирпич на строительную площадку, то каждому из нас он заплатит по двадцать сантимов. Сначала нам показалось, что это большие деньги. Мы все как дураки согласились и в телячьем восторге даже не сообразили, что на весь дневной заработок хорошо если мы сможем купить хотя бы две порции мороженого.

Вначале работа показалась нам пустяковой. Мы торопливо грузили кирпич в вагонетки, с полкилометра толкали их через парк до строительной площадки, разгружали и катили пустые тележки обратно. Первые две-три поездки были совсем легкими, и мы надеялись, что до обеда перевезем весь кирпич. Звучали веселый смех и шутки. Буллитис похвалил нас, похлопал по плечу Генерала и, посмотрев на свои золотые часы, ушел домой.

Он пообещал, что придет попозже и проверит, как идет работа. А сейчас ему некогда, пора идти в церковь. Хорошо, что мы, ребята, не верили ни в бога, ни в черта. Поэтому без всяких угрызений совести мы могли работать и в воскресенье. Правда, наш Харий очень удивлялся, что верующий Буллитис заставляет нас работать в воскресный день.

— Только за работу платят деньги, — профессорским голосом рассуждал Брунис из нашего местного Задвинья. — За то, что ты будешь сидеть в церкви, никто денег не даст. Поэтому в церковь пусть ходят богачи, у них денег — куры не клюют. Нам некогда молиться — нужно работать.

В знак согласия мы кивали головами. Конечно, нужно работать, и Брунис, бесспорно, прав. Подумать только: кто же станет нам платить двадцать сантимов за то, что мы, как святые, будем сидеть в церкви и, выпятив глаза, смотреть на толстое брюхо пастора! У Буллитиса денег видимо-невидимо. Он может делать что хочет. А мы должны гнуть спину, желаешь ты этого или нет.

Некоторое время мы работали с песнями. Но позже у многих из нас на глазах появились слезы. Мы обдирали о кирпич руки, они покраснели и болели, будто покусанные муравьями. Поломались ногти, на кончиках пальцев выступили капли крови. Каждый кирпич теперь мы брали и клали в вагонетки осторожно, словно сырое яйцо.

С каждой поездкой груженые вагонетки становились все тяжелее. Ноги наши скользили, колени и пятки покрывались ссадинами. А гора кирпичей, казалось, совсем не уменьшилась. Припекало солнце. Мы сняли рубашки. С нас градом лил пот…

К двум часам дня мы так устали, что едва не валились с ног. Облизывая пересохшие губы, Валдис объявил обеденный перерыв. Ведь нам, как и всем рабочим, полагался отдых. Еле волоча ноги, мы собрались вместе и, по-стариковски кряхтя, расселись на штабеля свежих, пахнущих смолой досок. Угрюмо смотрели друг на друга и не знали, что делать и как быть; ни еды, ни питья у нас с собой не было, а аппетит разыгрался ну просто волчий. Нас уже не привлекали даже деньги. Брунис щупал подбитое плечо. Пипин проколол гвоздем ногу. О мелких царапинах и ссадинах и говорить не приходится.

— С меня хватит, — скептически заявил Актер. — Пусть Буллитис засолит свои двадцать сантимов!..

Но Харий не успел высказать все до конца, как за нашими спинами раздался вежливый, но резкий, скрипучий голос Буллитиса:

— Друзья, чего это вы ленитесь?

Будто сговорившись, мы молча встали и исподлобья зло уставились на своего работодателя. Мясник, почувствовав что-то недоброе, как-то странно засуетился, даже улыбнулся. Но улыбка у него получилась неестественной. Верхняя губа раскрыла большие желтые зубы. «Оскалился, как собака», подумал я, глядя на мясника.