Кэтрин Эпплгейт - Айван, единственный и неповторимый [litres]

На середине трапа Стелла останавливается. Шум внутри грузовика стихает. Руби умолкла.

Стелла аккуратно поднимается дальше по трапу, который потрескивает под ее весом. По неуклюжей походке видно, с какой болью ей дается этот подъем.

В конце трапа она останавливается и протягивает хобот в темноту.

Мы ждем.

Тоненький серый хобот появляется вновь. Он робко выпрямляется, ощупывая воздух. Стелла охватывает детский хоботок своим. Изгибаясь, они глухо постукивают друг о друга.

Мы снова ждем. Тишина накрывает весь «Шатер».

Тук. Тук. Шаг, еще шаг, пауза. Шаг, шаг, пауза.

Вот наконец и она – такая маленькая, что может целиком (и даже с большим запасом) поместиться под животом у Стеллы. Ее кожа свисает складками, которые покачиваются, пока Руби спускается по трапу.

«Не лучший экземпляр, – говорит Мак, – зато задешево досталась, купил ее у разорившегося цирка с запада. Они ее из Африки выписали, а спустя месяц уже прогорели. – Мак взмахивает рукой в сторону Руби: – Вся штука в том, что публика обожает детенышей. И слонят, и маленьких горилл… Да мне хоть маленького аллигатора дай, и я озолочусь!»

Стелла ведет Руби к своим владениям. Мак и двое мужчин идут за ними. У дверей загона Руби останавливается в нерешительности.

Мак с силой пихает ее сзади, бормоча: «Лови намек, чтоб тебя!» – но Руби не двигается с места, как и Стелла.

Мак берет в руки метлу. Поднимает ее. Стелла мгновенно делает шаг вперед, закрывая собой Руби.

«Быстро в клетку, обе!» – кричит Мак.

Стелла оценивающе смотрит на него. Мягко, но решительно она вталкивает Руби к себе в загон и только после этого входит сама. Мак с лязгом захлопывает дверь.

Я вижу два сплетенных хобота. Слышу, как Стелла что-то шепчет.

«Бедная малышка, – говорит Боб. – Добро пожаловать в съезд 8, “Шатер”: цирк, магазины и игровые автоматы – дом Айвана, единственного и неповторимого, могучего силвербэка!»

Когда Джулия приходит, она усаживается у владений Стеллы и рассматривает новенькую. Мне она не сказала и двух слов.

Стелла тоже со мной не разговаривает – она слишком занята заботами о Руби.

Она и правда очень милая, эта малышка Руби, со своими висящими, как листья пальмы, ушами, – но зато я хорош собой и силен.

Боб делает круг по моему животу, прежде чем улечься на самое удобное место. «Да брось, Айван, – говорит он, – ты теперь старая новость».

Джулия вытаскивает лист бумаги с карандашом. Я вижу, что она рисует Руби.

Я ухожу в угол своих владений – обижаться. Боб ворчит. Он не любит, когда я прерываю его отдых.

«Домашнее задание», – недовольно напоминает отец Джулии. Она вздыхает и откладывает рисунок.

Я ворчу, и Джулия поворачивается в мою сторону. «Бедный старый Айван, – говорит она, – я совсем не обращаю на тебя внимания, да?»

Я снова издаю ворчание – полное достоинства и подчеркнуто равнодушное.

Джулия задумывается на секунду, а потом улыбается. Она подходит к моим владениям и просовывает в щель листки бумаги и карандаш. Он катится ко мне по цементному полу.

«Ты тоже можешь нарисовать малышку», – говорит Джулия.

Я перекусываю карандаш надвое своими великолепными зубами. А потом съедаю немного бумаги.

Я пытаюсь дуться даже после того, как Джулия с отцом уходят. Но в этом нет никакого толку.

Гориллы по природе своей не любят долго дуться.

«Стелла? – зову я. – Сегодня полнолуние. Видишь?»

Иногда, если повезет, сквозь стеклянный потолок ресторанного дворика нам удается увидеть краешек луны.

«Уже видела», – откликается Стелла. Она шепчет, и я понимаю, что Руби, должно быть, спит.

Спрашиваю: «С Руби все хорошо?»

«Она слишком худая, Айван, – отвечает Стелла. – Бедняжка провела в этом грузовике не один день. Мак купил ее в цирке, как и меня, но она пробыла там совсем недолго. Руби родилась на воле, как и мы».

«Но с ней все будет хорошо?» – спрашиваю я.

Стелла не отвечает на мой вопрос. «В цирке дрессировщики приковали ее к полу, Айван. За все четыре ноги. Цепи снимали только на один час в сутки».

Я пробую понять, отчего они вынуждены были так поступить. Я всегда стараюсь думать о людях хорошо.

«Но зачем они это делали?» – наконец спрашиваю я.

«Чтобы сломить ее дух, – говорит Стелла. – Чтобы она могла научиться держать равновесие на тумбе. Чтобы вставала на задние ноги. Чтобы бессмысленно бродила по кругу, пока на ее спине скачет собачонка».

Я слушаю усталый голос Стеллы и вспоминаю все те трюки, которым ее обучили.

Проснувшись на следующее утро, я вижу маленький хобот, выглядывающий из-за прутьев владений Стеллы.

«Здравствуй, – раздается негромкий чистый голосок. – Я Руби». – И тут она машет хоботом.

«Здравствуй, – говорю я, – а я Айван».

«Ты обезьянка?» – спрашивает Руби.

«Вот уж нет».

Уши Боба встают торчком, хотя его глаза по-прежнему закрыты. «Айван горилла, – говорит пес. – А я – пес сомнительного происхождения».

«А почему пес забрался к тебе на живот?» – спрашивает Руби.

«Потому что у него есть живот», – бормочет Боб.

«Стелла уже проснулась?» – спрашиваю я.

«Тетя Стелла спит, – говорит Руби. – Кажется, у нее болит нога».

Руби поворачивает голову. Ее глаза похожи на глаза Стеллы, такие же черные, с длинными ресницами, – бездонные озера с каймой высокой травы. «А когда завтрак?» – спрашивает она.

Я отвечаю: «Скоро. Когда центр откроется и придут работники».

«А где… – Руби крутит головой во всех направлениях, – где остальные слоны?»

«Тут только ты со Стеллой», – отвечаю я и почему-то чувствую себя виноватым, будто подвел ее.

«А такие, как ты, еще есть?»

«Нет, – говорю, – пока нет».

Руби поднимает с пола пучок сена и некоторое время рассматривает его. «А у тебя есть папа с мамой?»

«Ну… были».

«Родители есть у всех, – объясняет ей Боб. – Это неизбежно».

«До цирка я жила с мамой, тетей и сестрами, родными и двоюродными, – говорит Руби. Она роняет сено, снова поднимает его, крутит в хоботе. – Они умерли».

Я не знаю, что ей ответить. Мне совсем не нравится эта беседа, но я вижу, что Руби еще не закончила. Чтобы не показаться невежливым, я говорю: «Мне жаль, Руби».

«Их убили люди», – говорит она.

«А кто ж еще?» – спрашивает Боб, и мы все замолкаем.

Все утро Стелла ласково похлопывает Руби хоботом, гладит ее, обнюхивает. Они хлопают ушами. Они вскрикивают и трубят. Они раскачиваются из стороны в сторону, как будто танцуют. Руби цепляется хоботом за хвост Стеллы. Она забирается к ней под живот.

Иногда они просто прислоняются друг к другу, свив хоботы, будто лианы в джунглях.