Дэвид Алмонд - Ангелино Браун

— В бегах?! Кевин?

— Да. Но от Грунта и Булька не убежит… У закона длинные руки! Так вы готовы сообщить нам ещё что-нибудь ценное?

Бетти думает.

— Ну… он бегал хорошо — любого обгонит. И плевался дальше всех. В школьных спектаклях любил роли с нарядами… ну, с костюмами. А голосам учителей как подражал!..

— Настоящий мастер маскировки, — бормочет сержант Грунт.

— Да, сэр, — говорит Бетти. — И ещё он умел…

— Что?

— Мне немного неловко, сэр.

— Выкладывайте, свидетельница. Нам нужны факты.

— Он ветры пускал, сэр.

— Куда пускал? Какие ветры?

— Ну, короче, пукал он. Пердел. Да так, будто на трубе играл, сэр.

Сержант морщится.

— В том спектакле он выпукивал «Поздравляем с Рождеством, мы пришли сюда с добром». И вторую песенку, про трёх волхвов. Он как раз это и делал перед тем, как свалился.

Сержант смотрит на Бетти недоверчиво.

Сжав губы, Бульк с силой выбулькивает воздух, словно играет на трубе «Мы, три волхва». Закончив, он говорит:

— Примерно так, сержант. Только не изо рта.

— Песню я знаю, Бульк! — Сержант сердится. — Ты всё записываешь?

— Да, сэр, — отвечает Бульк. — Исчез с лица земли. Мастер маскировки. Усач. Ведро лягушек. Пердел как труба. Мы, три волхва. От Грунта и Булька не уйдёт.

Сержант смотрит в пустоту. Или не в пустоту? Может, в ту чёрную бездну, в которую смотрит в такие минуты профессор?

Стряхнув оцепенение, он собирается надеть шлем.

Но мешкает.

— Последний вопрос, мадам… Как вы стали владельцами этого ангела?

— Да какие из нас владельцы, сэр? — говорит Бетти. — Он сошёл к нам. Недавно.

— Как сошёл? С небес?

— И прямо ко мне в карман, — говорит Берт. — Я за рулём был, автобус вёл. Думал, крышка. Инфаркт.

— И каковы его намерения?

— Не думаю, что у него есть намерения, сэр.

Огромные полицейские, Грунт и Бульк, рассматривают маленького Ангелино.

— Правда, он милашка? — спрашивает Бетти.

— Миссис Браун, — говорит сержант Грунт, — похоже, вам все подряд миленькие да хорошенькие.

— Так и есть, — говорит Бетти. — Люди хорошие.

— Не факт, — бормочет В. З. Бульк и надевает шлем.

Ангелино пукает.

Полицейские удивлены. Берт хмурится.

— Ангелино — бяка!

— А петь на Рождество он умеет? Ангела в спектакле сыграет? — спрашивает В. З. Бульк.

— Вряд ли, сэр, — говорит Бетти. — Но мы с ним ещё Рождество не отмечали.

— Бульк, — говорит сержант Грунт. — Пометку про ангела сделай.

— Так точно, сержант.

— Этот ангел появился на нашем участке в тот же день, что и злодей этот… Хокинс.

— Да, сержант. Готово, сержант.

Сержант Грунт почёсывает щёку. Потом прищуривается. И задумчиво, словно размышляет над великой тайной, произносит:

— Ангелы-пукалки. Злодеи-усачи. Куда катится мир?

— Не знаю, сержант, — отвечает Бульк. — Вы сержант, вам положено знать.

— И то правда, — соглашается Грунт.

— У меня как раз корзиночки с патокой поспели, — говорит Бетти. — Может, всё-таки чаю?

— Нет, мадам! Корзиночки с патокой не ко времени!

Они уходят. Берт — раз уж вспомнили о Рождестве — напевает про «Трёх волхвов», но вскоре засыпает, прикрыв лицо газетой. Сверху, на первой странице, — портрет канцлера казначейства. Канцлер очень строг. Он твердит, что беднякам надо стать ещё беднее и тогда они изо всех сил будут стараться разбогатеть. Его лицо подрагивает и подпрыгивает, потому что Берт уже вовсю храпит. Бетти достаёт швейную машинку — сейчас она сошьёт Ангелино джинсы из старой синей шторы. Она прикладывает ткань к ногам Ангелино, отмеряет длину. Потом обматывает резинкой его талию — тоже отмеряет, чтобы штаны не спадали. Она достаёт клетчатое вафельное полотенце — из него она сошьёт рубашку. Так, вот тут делаем прорези для крыльев… Ангелино сидит на банке с бобами. Он чуть раскачивается и похмыкивает в такт со швейной машинкой. Наконец Бетти достаёт утюг и гладильную доску и гладит его новую одежду.

— Примерь-ка, дорогуша, — говорит она Ангелино. — Вот это на ножки натянешь, а вот это через голову наденешь. В эти дырки просунешь крылья. Ясно тебе?

Да, он всё понял! Ангелино снимает старую одежду, и Бетти тактично отворачивается. Проходит несколько минут.

— Готов? — Она поворачивается к Ангелино.

Джинсы надеты правильно, но с рубашкой он запутался, и Бетти бросается помогать. Она бережно просовывает крылья в прорези, одёргивает рубашку, подтягивает джинсы и расчёсывает золотистые волосы ангела маленькой щёткой.

— Теперь встань ровно, я на тебя полюбуюсь.

Оглядев ангела, она всплёскивает руками и шепчет:

— Ангелино! Мальчик-ангелок!

Бетти трясёт Берта за плечо.

— Проснись, Берт, — говорит она. — Проснись и посмотри на нашего мальчика.

Берт стряхивает с лица газету. И, всхрапнув в последний раз, протирает глаза и смотрит на Ангелино.

Он онемел. Он просто обнимает Бетти и, притянув её к себе, смотрит вместе с ней на преображённого ангела.

— Шучу, пошутил, шутка, — говорит Ангелино и пукает.

Они хихикают.

— Ангелино — бяка, — говорит Берт. — Красавец, чемпион, бяка.

Они улыбаются. Улыбаются и стирают со щёк счастливые слёзы.

По телевизору ничего толкового не показывают, и вскоре они его выключают. Берт выпивает кружку пива. Бетти выпивает чашку чая. Ангелино в восторге от своей новой одежды. Он вышагивает взад-вперёд по столу с гордо поднятой головой. Трогает, поглаживает джинсы и рубашку. Иногда он подскакивает и порхает над столом. Потом приземляется и, выкатив грудь колесом, объявляет:

— Я знаю ничё.

Берт и Бетти смеются.

— Уже кое-что знаешь! — говорит Бетти. — Ты много чего знаешь.

— Ты своё имя знаешь, — напоминает Берт.

Ангелино смотрит на него не мигая.

— Ну, скажи, — продолжает Берт. — Меня… зовут… Ангелино.

Ангелино выпячивает грудь и говорит своим нежным мелодичным голоском:

— Умница! — хвалит его Бетти. — Скоро будешь болтать без умолку, как все ребята.

Бетти вдруг задумывается, а потом выходит из комнаты и возвращается с фотографией — той самой фотографией мальчика из маленькой спаленки. Берт вздрагивает.

— Беттинька, — шепчет он. — Ты уверена?

— Да, любимый. Если ты не против.

Берт пожимает плечами. Потом встаёт и целует Бетти.