Михаил Коршунов - Наша компания [сборник рассказов]

Тем временем проходил по площадке наш доктор Павел Артамонович.

— Что это ты, Клюковкин, делаешь? — спрашивает он Тимку.

— А это я упражняюсь, — неохотно отвечает Тимка.

— Н-да... — проговорил Павел Артамонович.

А Тимка стоит злой, на лбу шишка, колени ободраны.

— Ну вот что, — продолжает Павел Артамонович, — мне кажется, Клюковкин, что тебе уже пора закончить упражнения и перейти к водным процедурам. А потом загляни ко мне, и я тебе смажу колени йодом.

Тимка врача послушался и отправился умываться. И здесь у Тимки неожиданно выявился еще один пережиток, и довольно-таки постыдный: Тимка решил схитрить. Он подумал: «Дай-ка я притворюсь больным, и тогда врач освободит меня от кросса».

Взял Тимка кружку, налил в нее чаю и зашагал к доктору. Вошел осторожно в кабинет, присел на край табуретки, а кружку с чаем незаметно пристроил позади себя.

Павел Артамонович сидел за письменным столом и что-то писал. На Тимку он только мельком взглянул и спросил:

— Что? Йод нужен?

И тут я, словно живого, вижу перед собой Тимку, как он грустно опускает свой «постный» нос, вздыхает и говорит:

— Нет, колени у меня уже подживают.

— А для чего ж ты пришел?

— Заболел я.

— Что ж у тебя болит?

— Голова у меня болит и температура повышенная.

— Температура, говоришь, повышенная? Нуте-ка, встань.

Тимка струхнул, что придется от табуретки отойти, встал и мнется. Но Павел Артамонович через стол протянул руку, потрогал ладонью Тимкины щеки, пощупал пульс и сказал:

— Н-да... Посиди пока, обожди.

Проходит пять минут, десять, пятнадцать. Тимка все ждет, а доктор все пишет.

«Неужели градусник не даст?» — в унынии подумал Тимка. Но в этот момент доктор вынул из стаканчика, который был у него на столе, градусник и протянул его Тимке, а сам опять уткнулся в бумаги. Тимка обрадовался, незаметно повернулся боком к доктору и сунул термометр в кружку с чаем подогреваться. А вот что случилось дальше, так это просто смех. Прошло немного времени, как вдруг доктор перестал писать, поднялся из-за стола и направился — куда бы вы думали? А направился он прямехонько к Тимке, достал из кружки градусник да с таким серьезным видом, вроде градуснику там самое место, поглядел на него и сказал:

— Перелил ты заварки, Клюковкин!

Тимка, совершенно растерявшись, машинально спросил:

— Какой заварки?

— Обыкновенной. Кипятку в кружке было мало, а заварки много, вот чай быстро и остыл, и получилось, Клюковкин, что температура у тебя совсем не повышенная, а даже очень пониженная, прямо как у рыбы.

Тимка только и мог ответить:

— Это не я... Это на кухне заварку льют.

Уж как Павел Артамонович про кружку с чаем узнал, Тимка сам потом удивлялся, когда мы на сборе звена обсуждали вопрос о его поведении. И еще осталось для всех неизвестным, правда для всех, кроме Тимки, — это разговор, который произошел между Тимкой и доктором. Но так или иначе, а только Тимка в тот же день обратился к нашему звеньевому Владику Еремину с просьбой созвать экстренный сбор звена, на котором он, Тимка Клюковкин, хочет поставить вопрос о своем собственном неправильном поведении.

Созвали мы звено, и Тимка все о себе рассказал. Уж тут без всяких пережитков и предрассудков. Но когда Тимка начал жаловаться на то, что ему вовек не преодолеть полосу препятствий, тут выступил Толя Смирнов и напустился на Тимку, что-де он, Клюковкин, наверно, забыл о своих товарищах, которые всегда готовы помочь другу в беде, и что вообще нельзя пасовать перед трудностями, что это малодушие.

В заключение сбора мы приняли решение держаться на кроссе дружно, единым коллективом, и в отношении полосы препятствий тоже выработали кое-какой план.

И вот наступил день кросса. Из города к нам на физкультурный праздник приехали родители и другие гости. Бежали мы в полной походной форме: со скатками одеял, у пояса — лопатка или топорик, через плечо — сумка, в которой полотенце и плащ-палатка, а Тимка, кроме всего прочего, бежал даже с чайником. Когда кто-нибудь из слабых выдыхался, то сильный брал у него скатку и сумку и надевал на себя. Тимка долго упорствовал и никому ничего не хотел отдавать. В конце концов у него тоже все отобрали, но когда он взмолился, чтоб ему оставили хоть «какую-нибудь нагрузку», то ему оставили пустой чайник, с которым Тимка и штурмовал полосу препятствий.

А штурмовали мы эту полосу строго по плану, который выработали на сборе звена. А именно, когда все добежали до забора, то Владик Еремин и Толя Смирнов сцепили руки и сделали «скамейку». Каждый становился на эту «скамейку», и Владик с Толей подкидывали его, после чего оставалось только покрепче ухватиться за забор, перелезть через него и спрыгнуть. Подкинули таким способом и Тимку с чайником. По бревну мы шли, держась друг за друга. Преодолели мы и канаву, и мячом в цель почти все попали.

В общем кросс прошел очень оживленно и весело. Хотя наше звено и не заняло первого места, но и последними мы не оказались.

... А в Тимке с тех пор больше ни одного пережитка пока не проявилось.

Зазвонил звонок.

Кот Мурмыш побежал к дверям. За ним побежал Пашка. Пашке нравится открывать двери. Для этого у него в коридоре спрятаны два кирпича. Он подставляет их, чтобы удобнее управляться с замком.

Звонил кто-то неизвестный — долго и настойчиво. Пашка, наконец, установил кирпичи и открыл дверь.

На пороге стоял большой, высокий человек в мохнатом полушубке и мохнатой пыжиковой шапке. На курчавых усах незнакомца белел иней. В руках был чемодан.

— Кто ты? Чей ты? — спросил незнакомец Пашку.

Голос у него был раскатистый, басовитый и немного как бы рассерженный.

— Ну, здравствуй!

— Не хочу! — обиделся Пашка. — Сами вы кто такой?

— Я Тарас Михайлович Антонов, доктор. Слыхал о таком?

— Слыхал. От папы.

— Ну, хоп, и не сердись. Здравствуй.

— Здравствуйте. А я Пашка Демидов. Слыхали о таком?

— Нет, Пашка, о тебе я еще не слыхал. Погоди-ка, а сколько тебе лет?

— Вите семь с половиной, и мне тоже скоро будет.

— А сейчас-то сколько?

— Сейчас? Ну... пя-ать... Через два календаря в школу пойду.

— Когда пойдешь? — удивился доктор.

— Через два календаря. Я заведующий.

— Какой такой заведующий? — больше прежнего удивился доктор.

— А что? Я календарем в доме заведующий. Листки отрываю.

— Ага, теперь понятно. Ну, а где старший Демидов?

— Кто, Витя?

— Нет, батька.

— Он высотный дом строит на Смоленской площади. Двадцать семь этажей, во!

— Павлуша, ты с кем там разговариваешь? — окликнула Пашку мама.

— Да тут к нам доктор один, папу спрашивает.

Мама поспешила в переднюю.

— Галина Владимировна, прошу прощения, — сказал доктор и по-военному приложил к ушанке руку. — Честь имею представиться, а стыда... гм... не имею, пожалуй, никакого: нагрянул без приглашения, да еще под самый Новый год.