Фрида Вигдорова - Двенадцать отважных

— О Васе нет ничего?

— А что же может быть о Васе, — отвечала Домна Федоровна. — Нет его.

Все снова замолчали. Каждому виделись картины, одна страшнее другой, да это и немудрено. Теперь любому так просто было погибнуть!

— Давайте подумаем, — сказала Надя, — что мы скажем Васе, когда он вернется. Ну, что мы без него сделали?

— Выкопали метра три в пещере, — сказал Толя Прокопенко.

— Достали новенький пистолет, — сказал Володя Лагер.

— Наклеили бумажку на Сидоренко, — насмешливо вставил Борис, и Лена зашевелилась около Домны Федоровны.

И вдруг…

— Вася! — рванулся вперед Толя Цыганенко.

— Ва-ся! — с радостным испугом вскрикнула и Лена и, подбежав к командиру, повисла у него на шее.

Одна только Домна Федоровна не тронулась с места. У нее не было сил встать сыну навстречу.

Потом все сидели в хате при свете коптилки. Вася не успевал отвечать на вопросы. Домна Федоровна развела огонь в плите, поставила разогревать давно сготовленный обед и поминутно возвращалась в горницу, чтобы взглянуть на Васю.

— Посидите с нами, мама, — говорил Вася.

— Сейчас, — отвечала она и исчезала за дверью.

— Да, я был у партизан, — рассказывал Вася.

— Говорила я вам! — торжествующе крикнула Лена.

— За мной пришли от Степана Ивановича. Мамы дома не было, сказаться ей я не мог, записку оставить побоялся, да потом я ведь не думал, что задержусь надолго. Забежать к кому-нибудь из вас тоже не поспел. Надеялся, встречу кого по дороге, на улице, да не повезло. Добираться до партизан очень долго. Мы шли по лесу часа четыре. Ну, у них и жизнь! В лесу землянки. Целый поселок! Охрана, распорядок. И вот что было: они должны были взорвать поезд. Им очень нужно было, чтобы нарушилась связь с Артемовском. Там каратели стоят. И представьте себе, — сказал Вася, улыбнувшись, — немецкий телефон в эту ночь молчал.

— Это мы! — крикнул Толя Цыганенко.

— Я так и подумал, — сказал Вася. — Я так им и сказал: «Наверно, это наши. Кто же другой?» А Степан Петрович тоже: «Это каровцы!» Мне здорово приятно было!

— То ли мы еще можем! — заявила Лена, но сразу же замолчала, опасливо поглядывая на ребят.

— Еще бы! — подхватил безжалостный Борис. — Мы такое здесь выкомаривали.

— Ты уж не про листовку ли, которую на спину Сидоренко налепили? — спросил Вася.

— Неужели ты и про это знаешь?!

— Один партизан был вчера в селе. Гудит, говорит, ваше Покровское.

Лена смотрела на него во все глаза, боясь спросить, как отнеслись к ее выходке партизаны. Но Вася больше ничего не сказал.

— А вообще, ребята, — продолжал он, — плохие я принес вам вести. Фашисты собираются опять начать облавы и угонять людей в Германию. Села, говорят, будут оцеплять. Все полицаи уже получили приказ.

— Ах, беда! — прошептала Домна Федоровна. — Ах, беда, беда!

— Как дела с пещерой? — спросил Вася.

— Вынули еще метра три, — сказал Борис.

— Придется бросить все наши другие дела, — сказал Вася. — Будем в три смены, и днем и ночью, рыть пещеру. Надо ее закончить поскорее. Сейчас туда пойдут Володя Лагер, Прокопенко и две девочки. Ну хоть Варя с Ниной. И еще вот что, ребята: Степан Иванович просил передать, что мы с вами, дескать, молодцы.

— А что он сказал про листовку на Сидоренке? — с любопытством спросил Борис, когда они с Васей остались одни.

— Знаешь, он так смеялся, просто трясся весь. «Ну, ребята!» — говорит. И долго еще потом вспоминал. Ты только Ленке не говори. А то она закусит удила, совсем с ней сладу не станет. Как бы еще не аукнулась нам эта листовка.

Ленина листовка действительно даром не прошла. Сидоренко убрали. Он со своей воющей женой уехал из села, а в его хате поселился новый полицай.

— Этот еще похуже прежнего! — говорили в селе.

Полицай Тимашук был мал ростом, тучноват, со злыми кабаньими глазками. Он ни с кем никогда не здоровался и не разговаривал, если не считать, разумеется, тех случаев, когда нужно было дослать кого-нибудь на работу или передать какое-нибудь распоряжение немецкой комендатуры. Да, его на селе боялись гораздо больше, чем Сидоренко. Но, пожалуй, еще больше боялись все его единственного сынка. Он был так же, как и папаша, толст, с теми же недобрыми подслеповатыми глазами. Звали его Григорием.

Гришка шнырял по селу, подглядывал, подслушивал. Однажды он увязался за Надей, которая торопилась к степной балке, где иногда собирались каровцы. Он издали шел и шел за нею. В конце концов ей пришлось для виду зайти в дом к Панченко, посидеть здесь минут пять и вернуться домой. Да, с этим Гришкой ухо надо было держать востро.

А тут неожиданно раздобрились фашисты: они разрешили начать школьные занятия. Только не в новой двухэтажной школе, где по-прежнему жили лошади, а в старом школьном здании. И Гриша Тимашук стал ходить в школу. Учителям объявили, что их новый ученик — вольный слушатель: захочет придет на занятия, захочет — нет. И уроки учить он тоже будет по настроению. Однако «вольный слушатель» являлся на занятия каждый день, чего никак нельзя было сказать о многих других Покровских ребятах. Они голодали, а пойдет ли на ум учение, если в животе, как говорил Толя Цыганенко, «лягушки квакают».

Из каровцев школу посещали только девочки. Мальчики — изредка, а Вася был раз или два вначале. Однажды, встретив Васю на улице, Ольга Александровна спросила его, почему он перестал бывать в школе.

— Не до ученья сейчас, — краснея, ответил Вася. Он всегда теперь смущался, когда учительница с ним заговаривала, потому что должен был хитрить с человеком, которому всегда доверял, которого любил.

— Как знаешь, — печально отозвалась Ольга Александровна.

— Трудно вам! — вдруг вырвалось у Васи.

— Очень, — вздохнула учительница. — На уроки полицаи приходят, следят, чтоб не сказала чего лишнего. Угрожают. Еще этот Гриша. Ты подумай, все время видеть перед собой его физиономию. Кто же из учителей, да и учеников не понимает: не учиться он ходит — шпионить за нами.

— А то нет? Ясно, шпионить! — согласился Вася. — Будьте осторожнее, Ольга Александровна. — И добавил, снова мучительно краснея: — Поберегите себя… пожалуйста.

— И вы тоже… поосторожнее, — тихо уронила Ольга Александровна.

Да, сынок полицая был опасным учеником. А тут из Артемовска в Покровское приехал офицер в сопровождении солдат. Пошли они с обыском по хатам.

— Знаешь, чего фашисты хотят? — сказал однажды Наде Гриша Тимашук. — Найти тех, кто листовки пишет да по селу клеит.

— Тю! Такое скажешь, — беспечно рассмеялась Надя. — В селе-то нашем одни старики да бабы! До листовок им!

— А кто ж, по-твоему, те листовки пишет? — сощурил на Надю сын полицая и без того узкие глаза.

— А я почем знаю? — сердито фыркнула Надя. — Нужны они мне, аж некуда!