Наталья Соломко - Белая лошадь – горе не мое [первая редакция]

— Какое?

— Я утверждаю, что гордому, мятежному юноше Исакову двух недель вполне хватит, чтоб осознать свою ошибку и вернуться в лоно родной семьи…

— Матвей! — укоризненно вмешался Арсений Александрович.

— Спорим! — яростно согласился Саня. — Кто проиграл — уходит из школы заведовать овощебазой!

— Ну уж нет! — усмехнулся Аристотель. — Это — уволь…

— Боитесь? — торжествовал Саня.

— Тебя, дурака, жалко… — вздохнул Аристотель, и Саня вдруг подумал, что Матвей Иванович стал старым, а ведь раньше все понимал… Печально стало Сане.

— Сегодня тридцатое сентября, запоминайте, Матвей Иванович, — сказал он.

И опять пришла долгожданная суббота.

В полночь небо над лесом вызвездило. Ясное, большое, оно стояло над головой…

— Сан Сенич… — позвал в тишине Толик Адыев. — А ведь правда, там кто-то есть?.. — он лежал навзничь посреди поляны и пристально смотрел в небо, будто хотел разглядеть этого «кого-то» немедленно. — Может, сейчас тоже смотрит на нас и мучается, есть мы или нет…

Это начинались лесные разговоры: ночь, огонь — можно говорить, не боясь, что посмеются, покрутят пальцем у виска…

— Бог, что ли? — настороженно спросил Кукарека.

— Люди… Братья по разуму…

— Наверное, есть, — отозвался Саня.

— А как это — Вселенная бесконечна? — задумалась вдруг толстая девочка Мила и перестала жевать.

— Да очень просто! — решительно ответил Вовка Васильев. — Нет конца и все!

— Все звезды, звезды?

— Ну.

— А за ними что?

— Тоже звезды, чего тут непонятного?

— Да ведь все равно они где-то кончаются, а там что будет?

— Они не кончаются, вот и все, поняла?

Мила мотала головой.

— А тебе не все равно? — скучно спросил Лешка.

— Нет, — испуганно ответила Мила. — Мне не все равно, мне страшно…

— Ну и дура! — пробормотал Лешка. — Нашла чего бояться.

— Чего бояться? — удивился Васильев. — Вот скоро уже совсем все откроют и мы узнаем, как тут все устроено!

— А я люблю из форточки ночью смотреть… — сказала Юля. — Ночью встанешь потихоньку, высунешься, а до самого горизонта окна светят… Так странно — люди кругом живут… Рядом, а никогда не узнаешь, какие они, как им там… А на звезды лучше долго не смотреть: им всё всё равно. И тебе всё всё равно делается, смотришь на них, смотришь и забываешь: где ты, кто ты, зачем ты?..

— А из форточки дует, между прочим, — перебил сестру Кукарека. — И прямо на меня! Понятно теперь, почему я всегда простуженный!

— Хоть бы они прилетели! — вздохнул Адыев.

— Сан Сенич! А про «летающие тарелки» — это правда? — раздалось сразу несколько голосов.

— Да вранье! — закричал сердито Кукарека.

— Почему это вранье?! — возмутились девочки.

— А вы их видали?

— А может, и видали! — заводным голосом сказал Вова Васильев.

— Интересно, где это ты видал?

— Где надо!

— А не видал, так и не говори!

Не приходилось сомневаться, что к представителям иных цивилизаций Кукарека относится крайне недоброжелательно.

— По его — не видел, так этого, значит, и нет! — заступился за пришельцев Адыев.

— А и хотя бы!

— А магнитное поле ты видел? Что ж, его тоже нет, по-твоему? поинтересовался Боря, который снисходительно прислушивался к этому разговору, но не вмешивался.

— Магнитное поле — это ладно! — сердито сообщил Кукарека. — Оно наше, а не чужое какое-нибудь… А этим чего надо? Приперлись на своих тарелках и подглядывают? Кто их звал?

— Зато они войны не допустят! — вмешался Адыев.

— Ой, хорошо как! — обрадовалась Мила. — Кукарека, слышишь? А ты на них злишься!

— А по-моему, стыдно… — тихо сказала Юля. — Будто мы дети, а они поставлены глядеть, чтоб мы чего не натворили… Мудрые дяди с другой планеты!

— Так у них же цивилизация выше нашей! Вот они и хотят помочь!

— Больно надо! — завелся Кукарека. — Если б они как люди — прилетели, представились! А то засекретились!

— Темный ты! — закричал Васильев. — Не понимаешь, да: им же сперва разобраться во всем надо!

— Пусть у себя разбираются!

— А они у себя уже разобрались!

— И мы разберемся! — уверенно сказал Кукарека.

— Детское время кончилось, — скомандовал Саня.

У костра остались только Юля и Боря, они были «взрослые», к ним это не относилось.

Боря был молчалив и сосредоточен на своем несчастье. Вчера он опять ездил по городу, искал ПТУ, где еще принимают желающих получить рабочую профессию. И нашел, а Арсений Александрович решительно отказался выдать Боре документы: никаких ПТУ, надо кончать школу, а не дурака валять… Боря сообщил ему, что у нас в стране любой труд почетен, что сейчас большая нехватка рабочих рук, и даже объяснил, что рабочий класс авангард мирового революционного движения, но Арсений Александрович остался неумолим. А ведь все так хорошо складывалось: и кормили бы три раза в день, и одевали, и общежитие обещали дать, несмотря на то что Боря не иногородний. А через два года стал бы Боря высококвалифицированным маляром-штукатуром…

Боря сидел, глядел в огонь и мечтал, как идет он по городу, в спецовке идет такой, синей, грубой, заляпанной краской (он видел таких людей на улицах), на ногах у него тяжелые, грязные ботинки, а навстречу отец… В своем любимом светлом костюме, с бабочкой, в руках цветы (с премьеры идет)… И вот они случайно встречаются на улице — главный режиссер театра и маляр-штукатур. Боря с сожалением смотрит на отца (взрослый, сильный, всего сам достигший, не сломленный жизненными испытаниями человек), а отец прячет глаза, отец приходит домой, отец курит сигарету за сигаретой, не спит, бродит по квартире… Ночью у Бори раздается звонок… Или нет, Боря ведь живет в общежитии, там нет телефонов… Ночью кто-то стучит в дверь. Боря открывает. Это отец. Он говорит глухим, растерянным голосом: «Я пришел сказать, что я все понял. Ты прав, я прожил жизнь напрасно…» А Боря ему отвечает: «Извини, но я ничем не могу тебе помочь, ты сам во всем виноват»…

— Да хватит тебе переживать… — вздохнул Саня.

— Александр Арсеньевич, ну как вы не понимаете, — сердито отозвался Боря, — не могу же я жить на вашем иждивении.

— Перестань, — поморщился Саня. — Прокормим, — и подмигнул безутешному Боре. — Зато, когда станешь великим режиссером кино, мы же гордиться будем, а?

— Я считать все буду, а потом отдам…

— Тьфу! — Саня даже рассердился. — Счетовод!

— Да нет, Борька прав, — покачала головой Юля. — Неловко это как-то… Надо что-то придумать… Слушай, Борь, а ты на почту иди, телеграммы носить!

— А возьмут?

— Да бросьте вы, зачем это нужно! — не согласился Саня, а из палатки вылез Кукарека в обнимку с рыжим котом Вовы Васильева (Вова расставался с ним только на время занятий в школе) и заявил: